Но печаль – не есть награда

Нужно дальше продолжать

Через дальний путь заката

Устали не зная гнать

И нести на пиках чести

Душу резвую свою,

Воздавая, не без лести,

Небосводу похвалу.

***

Братья вы, о, неживые,

Помяните этот миг,

Как один из тех, что были

Будто солнца ясный блик.

Взял Абдул накидку где – то

Обгоревшую и в саже -

Все равно не станет это

Мне вменяться больше кражей.

Все забыто, все убито

За спиною позади,

Темной мантией накрыто

И утрачено в пути.

Я теперь не вор Багдада, -

Ангелочек мне помог,

Запретив пучине ада

Дух забрать в ужасный лог.

Я очищен, я спокоен,

И от ночи отлучен.

Телом я не упокоен,

Что теперь мне вечный сон?!

Угли таяли краснея,

Поднимался яркий дым,

Ветерок печально вея

Слился с облаком густым.

Роща высится на горке:

Все – травинки да кусты,

Что иссушены и колки

И страдают без воды.

Весь Багдад – ужасный рок,

Тьма к нему ведет дорог.

Хочешь ты или не хочет,

Но пройди его, сынок!

***

Запахнувшись и покрепче

Прижимая руки к телу,

Вор, забыв молитвы речи,

Потерял былую веру.

Где она, о, где она -

Неземная красота?

Та далекая страна,

Где судьбы моей врата?

Где зарею небо пишет

Удивительно узоры,

Синева тихонько дышит

Взор бросая через горы

На луга и на поля,

Бесконечные долины,

Где красуется земля

Всею зеленью равнины,

Где цветы и соловьи -

Вечные друзья рассвета, -

Танцы пестрые свои

Совершают в зное лета.

Где покой и нет тоски,

Где кузнечики звенят;

Множа грозные полки

Тучи вечером летят.

***

Он идет по горькой жиже

Ноги плавают в грязи,

Все теснее… Ближе, ближе

Сонный путник до красы

Добирается Багдада,

Чуя мрачную тревогу:

Перед зноем будто ада

Он стоит, отдавшись року.

Заподозрят ли его,

Что сбежавший – он преступник

Или купятся легко,

Что уставший мирный путник?

И Абдул от мыслей тех

Опустивши капюшон

Побежал и без помех

Хлипкий одолел заслон

Да преграду, что к Багдаду

Заслоняла брешь – проход,

Выводивший сразу к саду

Не ходил, где уж народ.

"Я убить поклялся многих -

Я их право и убью!

Все уже давно жестоки:

Стал народ под стать зверью -

Нету помощи делами,

Нету даже на словах -

И с такими – то долгами

Их прощает все ж Аллах.

Но всевидящее небо

Не капризно и не слепо, -

За грехи осудит вас:

Будет день и грянет час -

Принесет, шагами меря

Громогласные потери,

На себе и на горбе

Ишака – степи ублюдка,

По извилистой тропе.

Станет судьбам вашим жутко."

Через ветви и кустарник

Пробирался наглый вор,

Он когда – то был "начальник"

Этих давящих простор.

Тут его деньки хмельные

Проносились в суете,

Да и горести больные

Тоже в этой шли среде.

Непокорный он когда – то

Наблюдал за блудом тут,

Как в чащобу для разврата

Люди разные идут.

Ненавидел вор богатых,

Не любил и презирал,

Ведь за спинами у знатных

Припасен большой кинжал.

Это помнил он и чтил,

Как обычай воровской.

С этой горечью он жил

И таскал ее с собой.

Утомленный той дорогой,

Что вела от места гнили

До дыры в стене высокой,

Вор глотнул немало пыли.

Забинтованный калека

Приодевшись, но босой,

Стал похож на человека,

Хоть и был слегка хромой.

Он отчаянно пытался

Добрести за тот денек

До ночлега, но остался,

Где – то в зарослях прилег.

Как гудели ноги больно!

Как ломало сильно руку!

Вор – кошмары беспокойно

Наблюдал во сне. Испугу

Дух его предался снова.

И Абдул во тьме листвы

Грезил: будто бы оковы

Тело тянут до крови,

Надрывая и пугая

Той реальностью – другой,

Что иссякнет кровь густая,

Ставшая рябой слюдой.

Унесенный серой дымкой,

Видел вор окно темницы,

Три решетки, люк железный,

Стен чернеющих границы,

То сжимающих просторы,

То дающих волю им.

А от стонущей запоры -

Шум летел не выносим.

И метался, и пугался

Будто псина на цепи,

Вор багдадский утомлялся,

Чая муки впереди.

Но не знал и не заметил,

Что во сне былые дни