– И он явно слаб, – добавил Бателиос. – И умом и телом.

Ладно, может, из этой парочки моим любимцем был Турнам. Вообще-то какая разница? Я не собирался задерживаться в их компании.

– Я бы скормил его своему демону, – сказал берабеск, теребя обожженный кусок лацкана кожаного пальто. – Какая польза от него будет ордену?

Молодой человек посмотрел на меня сверху вниз с широкой улыбкой на лице.

«Нет, постойте, я же вижу его вверх тормашками. Это не улыбка, а сердитый оскал».

– Ты чуть не стащил меня с утеса вслед за собой. Стоило бы позволить тебе сломать позвоночник на тех камнях. Твоя смерть была бы столь же неприятной, сколь заслуженной.

«Знаешь, моя жизнь и так не похожа на десерт «дурак».

Я захихикал над собственным остроумием, что заставило меня задрожать. Я и вправду замерзал. В придачу ко всем моим ранам и недугам короткое пребывание в Тенях наградило меня лихорадкой.

– Почему ты от нас удирал? – спросил Бателиос.

Он терпеливо тащился вверх по склону, повернувшись ко мне спиной.

– Мой друг… – сказал – вернее прохрипел – я. Но мысль о Рейчисе подстегнула меня. – Мне нужно помочь моему другу.

– Животному? – засмеялся Турнам. – Разве я уже не сказал? Животные – еда, а не компания.

Его издевка напомнила мне, как он пытался внушить мне, что я ел Рейчиса.

– Как там ожоги у тебя на груди? – любезно осведомился я.

Оттуда, откуда я на него смотрел – снизу вверх, – его рычание выглядело впечатляюще грозным.

– Твой питомец уже умирал, когда мы забрали тебя из Золотого Прохода. К этому времени его труп растащили канюки и шакалы.

– Ты ошибаешься! – Я попытался закричать, но получилось нечто чуть громче хриплого шепота: – Я слышал, как он говорил со мной, когда я был в Тенях. Он все еще жив.

– Ты не был в Тенях, ублюдок, – возразил Турнам. – Ты просто падал на скалы, когда мои ленты подхватили тебя.

«Лжец, – подумал я. – Я слышал, как Рейчис меня зовет, и говорил с сестрой. Она сказала, что поможет ему!»

Вот только… Это заняло бы немало времени, верно? По меньше мере несколько минут. Падение с утеса занимает секунды. Моя одежда все еще была мокрой от пота, кожа влажной. Меня так лихорадило и я так отчаянно стремился спасти Рейчиса, что все придумал?

– Посмотри. Теперь он плачет, – сказал Турнам. – Из-за никчемного животного.

Бателиос подошел и встал надо мной, из-за меток на щеке у него был странно сочувственный вид.

– Прости Турнама. Он не видит острого клинка горя, поворачивающегося в твоем сердце. Мы прибудем в аббатство через три дня. А пока спи.

Теневая влага появилась в уголках его глаз. Черные слезы потекли по его щекам и упали мне на лоб и на глаза. Я попытался смахнуть их, но внезапно так обессилел, что сумел остаться в сознании лишь настолько, чтобы услышать слова Бателиоса:

– Бедный дурак.

Я то засыпал, то просыпался, оставаясь в сознании лишь на краткое время, и в такие мгновения строил планы побега. Я понятия не имел, что ожидает меня в Эбеновом аббатстве, но больше не собирался это выяснять. Или Рейчис все еще жив и ждет в пустыне, когда я его спасу, или он мертв. Я мог хныкать и скулить, а мог взять себя в руки, поверить, что белкокот настолько неистребим, как он всегда заявлял, и отправиться в пустыню, чтобы его найти. Я знал, какое решение принял бы Рейчис.

Вообще-то он, наверное, решил бы, что я мертв, и отправился воровать у какого-нибудь другого простофили.

– Неважно, – пробормотал я вслух.

– Что такое? – спросил Турнам. Его теневые ленты закачались в воздухе, когда он повернулся, чтобы на меня посмотреть. – Бателиос, дай ему еще.

«Нет, – подумал я. – Не позволяй ему!»