– А как же дочь?

При упоминании о дочери, лицо Шешу осветилось:

– А моя эрес будет больше рада увидеть меня самого. Так что пусть пока ничего не знает.

– Это хорошо. – Улыбнулся старик.

– Хорошо. – Улыбнулся воин.

– У меня будет просьба. – Дождавшись, когда у военачальника поднялось настроение, начал мудрец. – Молодой кингаль… Я чувствую вину перед ним.

– Да-да, я сейчас же распоряжусь освободить его.

Подозвав своего порученца, он велел тому срочно передать приказ об освобождении кингаля Далла-Дина. Прошло немного времени, и взволнованный порученец вернулся.

– Ну что? Где кингаль Далла-Дин? – недовольно тем, что его еще с ними нет, спросил лушар.

Юный порученец, растерянно хлопал глазами. И всхлипывая, не сдерживая слезы, прорыдал:

– Он, он… его больше нет… Он не вынес пыток, и уж несколько часов как умер.

– Как умер?! – Прокричал военачальник Шешу.

– Умер?! – Вскрикнул, потрясенный абгал.

Осев, побледневший старик едва вымолвил:

– Нет мне прощенья, боги да простят меня, ибо сам себя я уже простить не смогу.

Не видя смысла оставаться в шатре лушара, абгал засобирался к себе, отдать распоряжения гонцам, чтобы отправить печальнее вести родным Далла-Дина.

И без того бледный, после известия о смерти молодого кингаля, Шешу был сер как толокно. Поэтому остановив мудреца и передав ему свой оберег, сказал:

– Отдай это гонцам. Этот оберег освящен в Экуре – великом доме Энлиля сына единого бога Ана, для оберегания от вражеского оружия, волхований и хвори. Пусть передадут его моей малышке, да обережет он ее, также как оберегал меня. Его чудодейственная сила в борьбе с варварским волхованием, обрела еще больше света, и потому я верю, он ей поможет встать на ноги, так же как мне помог не сойти в край мертвых. Мы с ней еще поиграем в салки.

3. Надежда.

Чем выше солнце поднималось по небу, тем палило все сильнее – иссушая землю, и делая невозможным выступление по пустынным полям в разгар дня. Поэтому, было принято решение: отправиться вечером, как только спадет жара, предварительно, связав плоты для скарба и раненых, чтобы облегчить ношу тягловым и пустить их вниз по течению, остальным же сопровождать сплавляющихся вдоль берега под покровом темнеющего прохладного неба.

Военачальник, снова взял бразды правления в свои руки, и как только позволило здоровье, лично проверял исполнения своих распоряжений. Во всей суете, возникшей после победы, ему казалось, что чего-то не хватает. Хорошенько поразмыслив, он, наконец, вспомнил про пленного йаримийца, приказав его привести. Конечно не для того чтобы наградив отпустить, как обещал, но чтобы держать на виду. На него у него имелись свои виды: применяя все средства обмана и подкупа, так часто используемые державцами, сделать его большим человеком в Йармути, сидящем на коротком поводке Киша, тем самым подчиняя этих северян влиянию лугаля. Но для этого требовалось сначала, доставить варвара в столицу, замолвив перед государем за него словечко, и до поры держать в почетном плену как советника.

По его приказу, воины занялись подготовкой к отбытию, собирая свои пожитки и захваченную добычу, а другие отправились в ближайший лесок, подыскивать подходящие деревья для постройки плотов. Несмотря на потери вьючных, понесенные каламцами, обоз из повозок и колесниц, все же растянулся довольно обширно, и был нагроможден разнообразным скарбом, хоть не очень богатым.

***

Вперевалку лениво спустившись берегом, использовавшимся варварами для заготовления рыбы, служка-поваренок, недовольно бурча под нос, залез по щиколотку в воду, ища место, куда бы сбросить помои. Наконец, побродив, быстро вбухнул в реку нечистоты, которые разметав рыбьи потроха, раскрыли блистающую гладь воды, где всплыв брюхом вверх, белела туша огромной рыбы. С опаской вглядевшись, паренек в ужасе отскочил и, дрожа как лист, убежал сломя голову. То, что он принял за рыбью тушу, оказалось телом человека.