– Ты уверена, что это – хорошая идея?

– Я ни в чём не уверена!

– Тогда я тут останусь.

– Но там же спирт!

– Ничего, другой найдём.

И сразу же, будто отвечая на его слова, грянул выстрел и в багажнике что-то жалобно звякнуло. Поплывший по салону запах спирта подсказал: надеяться не на что, бутылкам конец. Бубен на заднем сиденье перекрестился.

– Ты верующий?

– Да какая разница! Главное – выжить.

– Отлично, так на могиле и напишем, – хмыкнула Ника.

Машина в последний раз ударилась колёсами о кочку и неожиданно легко пошла, стремительно набирая скорость. Девушка покосилась на спидометр: почти 150, и аккумулятор машины заряжается лучше прежнего. Заражённые остановились, будто упёрлись в стену, и даже не пытались стрелять. На всякий случай отъехав подальше, Ника остановилась и вывалилась из машины на траву. Рядом упал Бубен с половинкой бутылки в руке. По оценке девушке, там была где-то четверть. Всё было понятно без слов. Приложились по очереди, стараясь не поранить губы об острый край. Но на второй глоток Ника стеклянную тару не отдала.

– Что это за место такое?

– Магнитная аномалия. Не знаю, что это значит, но, если это так, мы спокойно можем здесь жить.

– О чём ты говоришь?

– Когда… Когда мать погибла, я попытался вытащить сестру и заметил, что заражённые боятся магнитов. Причём не только больших. Магнитик от холодильника приводит их в такой ужас, что это даже смешно. Они отступают, едва его чувствуют.

– Значит, предлагаешь здесь устроиться?

– А что – неплохое место, – он покосился на остатки спирта, но промолчал, – Можем домик построить, там, землю копать, кур завести.

– Я не знаю. Ведь однажды они всё-таки не побоятся подойти. И нам конец.

– Значит, нам конец. Нельзя же всё время прятаться и убегать. К тому же, здесь нет других людей, а это тоже плюс. Никто нас отсюда не выгонит. Место дикое, прямо рядом с ловушкой заражённых. Никто не сунется по доброй воле, а если кто и сунется – сам не рад будет. У нас же есть ружье.

– Значит, останемся здесь…

Им повезло, по крайней мере, там они думали: удалось найти старый советский бункер, и даже открыть дверь. А вот дальше начались проблемы. Шагать в темноту накануне ночи, когда всё вокруг было освещено только луной, им не хотелось. А фонарик категорически отказался работать в таких условиях, на прощание подарив силуэт уходящих вниз ступенек. И их было явно больше пяти.

– Я отказываюсь идти туда один, – заявил Бубен, демонстративно поднимая вверх руку с умершим фонариком, – Даже он испугался.

И, пользуясь тем, что Ника промолчала, с размаху запустил несчастный прибор в ближайшие кусты. Повисла тишина.

– Я что-то не то сделал, да?

– Не то слово. Поднимайся и иди искать.

– Ни за что! Там темно!

– Фонарик – вещь нужная, тем более – на солнечных батарейках. Это, можно сказать, дефицит, а ты его выбросил.

– Но он же всё равно не работает!

– Во-первых, мы не знаем, будет ли он работать. Вполне возможно, что это временное явление, и свет снова появится, едва мы покинем зону аномалии. Во-вторых, даже есть он не начнёт работать, мы сможем использовать его как дубинку, или, на худой конец, разобрать на части.

– То есть, подождать до рассвета мы не можем?

– Если ты думаешь, что темнота – это оправдание, то ты ошибаешься. Я сейчас слишком устала и раздражена, чтобы с тобой спорить, – отрезала девушка и пошла к машине, – Если вернёшься без фонарика, ночевать будешь на травке, а не в машине…

Он возился так долго, что Ника даже начала беспокоиться. Наконец, она не выдержала и открыла дверь. Звуки в ту же секунду стихли. Послышались медленные шаги. Девушка осторожно прикрыла дверь, и достала топор. Если мальчишку съели, нет смысла соблюдать тишину – через три минуты все, кто пришёл в зону аномалии, будут здесь.