– Чей это дом? – донёсся из избы голос Андрея. – Охотника?

– В заповеднике охота запрещена, – напомнил Максим. – Не знаю, для чего его построили, но точно не для жилья. Печки нет, лежака нет. Кострища я тоже не заметил.

Надсадно скрипнули половицы.

– Зачем тут эта крышка? – спросил Андрей. – Под домом нет погреба… Не открывается. Наверное, заклинило.

– Не рви жилы.

Послышались шаги.

– А колодец есть, – произнёс Андрей. – Какой-то странный колодец. Иди глянь.

Вновь скрипнули половицы, и повисла тишина.

Ощутив затылком неприятный холодок – будто сзади кто-то дыхнул, – Олег оглянулся. Не заметив ничего подозрительного, с трудом поднялся на крыльцо.

Снаружи изба представлялась более вместительной, чем оказалось на самом деле. Тесная, полутёмная комната. Из мебели – стол и два табурета, явно изготовленные много лет назад и только чудом не сгнившие. Всё покрыто мохнатой пылью. Углы затканы паутиной. В дальней стене единственное окно, забитое досками. Максим и Андрей стояли возле него, согнувшись, и смотрели в щели.

Не решаясь переступить порог (совсем некстати на ум пришли слова Андрюхи, что избушка – это гроб), Олег поинтересовался:

– Что там?.. Чего молчите? – Пересилив себя, приблизился к приятелям и приник лицом к просвету между тесинами.

В нескольких шагах от избы находился древний колодец. На краю сруба деревянная бадья, окованная металлическими полосами. С поворотного бревна – для спуска и подъёма ведра – свисал огрызок цепи и размеренно покачивался, словно маятник часов.

Сглотнув ком в горле, Олег прошептал:

– Ветра нет, а цепь качается.

– Полное безветрие, – поддакнул Андрей. – Тут явно магнитная аномалия. Без приборов не разберёшься. – Отступив от окна, прижал ладонь к животу. – Идёмте уже обратно.

– Давайте осмотрим округу, – предложил Максим. – Вдруг найдём ещё что-то.

– Вот честно, ты страдаешь хернёй. И мы с тобой вместе.

Олег осадил паренька:

– Андрюха! Не ругайся!

– Херня, к вашему сведению, на латыни означает «грыжа», – протараторил Андрей. – Этот диагноз врачи ставили детям зажиточных мещан, чтобы те не служили в армии. В конце девятнадцатого века в России каждый пятый богатенький сынок официально страдал хернёй.

– Хватит умничать!

– Стрекоза и диспетчер сговорились. Неужели не понятно? Командиру проще свалить всё на Максима, чем провести нормальное расследование. А врач долбо… не буду ругаться. У тебя не психическая травма, Максим, а обычная травма головы. Мой совет, топай в прокуратуру и пиши на них заявление. Я скажу отцу, там с ними разберутся. – Сморщив нос, Андрей втянул воздух сквозь зубы. – Живот крутит. Вы брали туалетную бумагу?

– А ты, Андрюха, лопушком, – съязвил Олег. – Или в интернете этому не учат?

Максим полез в рюкзак:

– Салфетки подойдут?

Выхватив из его руки пачку бумажных салфеток, Андрей пулей вылетел из избы.

– Далеко не уходи! – крикнул Максим. – Ты слышишь?

– В небе звёздочка горит – это питерский «Зенит»! – донеслось снаружи.

– С ним не соскучишься, – хмыкнул Максим. Затянув ремни, закинул рюкзак на плечи. – Пройдёмся вокруг избы, пока малец свои дела делает.

Не потрудившись смахнуть с табурета пыль, Олег сел:

– Я тебя здесь подожду.

– Устал?

– Голова плохо варит, и в сон клонит. Я проснулся задолго до рассвета, не выспался. И от походов отвык.

– Ты точно в порядке?

Олег вымучил улыбку:

– В порядке. Иди.

Максим вышел на крыльцо. Скользнул взглядом по кустарникам:

– Андрей!

– Да здесь я, здесь, – долетело из зарослей.

Сойдя с крыльца, Максим потряс приставленную к чердаку лестницу, проверяя на прочность. Осторожно взобрался по трухлявым перекладинам, открыл дверцу. В нос ударил гнилостный запах. Темно и тихо.