Единственный мой младший сын,

                  Прошу. Пойми мою тоску.

                  Вас было два. Теперь один.

                  Не знаю, как переживу.

                  Спасибо за любовь ко мне.

                  Прости, что причиняю боль.

                  Горя на медленном огне,

                  Не знаю, делать что с собой.

Младший брал меня везде с собой. Даже на свои объекты. Я каталась целый день у него в машине. Дениска через день возил меня: то в церковь, то к Мите. Матушка Параскевья не утешала меня. Она позволяла мне вволю отвыть у икон свою невыносимую тоску. Она не говорила дежурных слов. Она сидела рядом и гладила меня по голове, как моя бабушка Паша в моём далёком детстве. Она и внешне была похожа. И мне становилось на миг легче. Только на миг. Не больше.

Своему старшему сыну я выбрала место не на Аллее Славы, как ему определили… Он лежит меж высоких мачтовых сосен на горе. Подальше от всех любопытных глаз. И всегда мне улыбается с фотографии. Он всегда был и есть мой Лучик солнца, а Дениска – мой Солнечный мальчик.

Два моих сына. Два крыла за спиной. И вот одно крыло вырвали… С кровью, с мясом .

Уже и на погосте меня знали все. Я приходила к сыну, и только вой из груди. Надрывный, животный. Женщины, которые были там, подсовывали библию и прочие книги. Для успокоения. Пытались беседовать со мной. А мне было всё равно. Меня складывало пополам от горя. Я ненавидела и себя, и весь мир в тот момент. Я настолько себя выматывала, что обратно идти уже не могла сама. И это солнце… Оно будто издевалось надо мной. Июль стоял такой же жаркий. Все цветы теперь были для сына.

Один раз увидела Митю во сне. Он стоял у входной двери нашей квартиры в своей любимой чёрной футболке, склонив голову. И я услышала его:

– Прости…

Пыталась задержать сон. Не получилось. Сын растворился в темноте ночи.

                  Мне надо жить за нас обоих,

                  Мой милый сын, мой пилигрим.

                  Теперь твоя душа спокойна?

                  Судьбы виток необратим.

                  Не возвратить тебя из мрака.

                  Твой Млечный путь неведом мне.

                  В глазах моих иссякла влага.

                  Почаще приходи во сне.

В июле меня определили в больницу. И физическое состояние, и психическое были на грани. Больница находилась за городом в сосновом лесу. И тут сказалась моя сила воли. Никто из пациентов не знал, почему я здесь. Только врачи. Напросилась в самую большую палату. Нас было шесть человек. Писала стихи, пыталась работать. Рядом был пруд. Много плавала. До изнеможения. Младший остался на хозяйстве дома один, потому как его невеста уехала отдыхать на море с подружками. Павел исчез из моей жизни совсем. Дениска звонил каждый день. Докладывал, как он справляется со всеми нашими звериками и своей работой. Я удивлялась его будущей жене. У жениха в доме горе, а Меланья на море с подружками. Хотя… Ни родители Меланьи, ни её многочисленные бабушки-дедушки не были ни на похоронах, ни потом у нас в доме ни разу… Зачем? Это чужое горе. И оно их совершенно не касалось. В больнице оказалось много молоденьких девчоночек и парнишек. Была удивлена. У всех свои трагедии. Я стала старшей сестрой, мамой, а где-то и нянькой.      Отключила свой мозг от себя. Не плакала. Совсем. Застыла. Молодёжь всегда была со мной. Психологи проводили групповые занятия. Выхаживали и вытаскивали из состояния «не могу и не хочу жить» обратно в цвет и в свет жизни. Но не всё зависело только от врачей и психологов. От нас самих очень многое зависело. Направление к дороге жизни показали, а пойдёшь ли ты по ней или нет, определяешь сам. Мой лечащий врач оставил мне возможность работать. И это спасало. Мои проекты. Дениска забирал меня домой на выходные, где было сложнее справляться с собой. Но… Сын нуждался в отдыхе от нашего большого хозяйства. Понимала. Я – мама. У меня ещё один сын. Здесь. На Земле.