Всю оставшуюся дорогу он рассказывал грустное и весёлое об этом „греке“, что было по сути тоже одной из моих „болезней“ – герои Эллады – (наших детей я назову потом именами этих героев: Елена и Ахиллес).
В Сочи нас представили. Я, уже так много знавшая о нём, смотрела на него как на легенду. Он видел перед собой юное существо, окутанное туманом романтики. Пообщаться не пришлось, приближалась ночь, шло распределение команды на ночевку. Григорий Фемистоклович уступил мне свою постель в доме друга, сочинского руководителя моделистов, „хозяина“ соревнований, Анатолия Ивановича Золотоверха. Сам остался ночевать в „моделке“ на диванчике. Утром, игриво улыбаясь и смущая меня любующимся взглядом глаз-маслин, спросил, как мне спалось на его месте и не снился ли он мне. Я благодарила его и извинялась за причиненное мною неудобство – узенький диван в моделке с разбитыми пружинами. Он утешал: такой волшебной ночи он ни разу ещё не прожил.
Попрощавшись со всеми, я ушла на самостоятельную „экскурсию“ – это было так кстати – я одна и со мной „мои“ море, галька, горы, немыслимой красоты и разнообразия деревья, кустарники, почти тропическая невидаль!
Обратный билет на вокзале в Сочи на этот же день купить было невозможно и мне посоветовали доехать электричкой до станции Лазаревская, оттуда без проблем можно уехать. Часа в три дня я была уже на этой станции. Мой поезд в пять, и я ещё пару часов могла впитывать в себя сказку – ступени здания станции заканчивались чуть ли ни у самого моря. А через некоторое время прибыла следующая электричка и из неё высыпала группка ребят с ящиками для моделей самолетов и с ними ОН. В груди моей сердце пророчески вздрогнуло и предательски обмерло – он будет, естественно, расспрашивать, а что я могу рассказать о себе – серая мышка, мечтающая о принце Золушка без волшебных голубей и хрустальных туфелек.
Но он не расспрашивал – ему хватило „рентгеновских лучей“ его проникновенного взгляда, знания людей вообще и женской психологии в частности.
Он и о себе мало говорил. Он говорил о вещах, которых так жаждала моя душа, жившая неясным предчувствием Явления. Я – почти (или вовсе) праздный жбан. Он – рог изобилия, бурлящий поток. Я ощущала себя путником в пустыне, которому удалось, наконец- то, приникнуть к роднику.