Не доезжая километра до болота, почувствовала тяжесть в голове, сильно застучало сердце, стало тяжело дышать. Лодка встала, не пройти, не проехать. Тут стояли, которые послала Шагара. Все бледные. Воздух здесь был не просто тяжелый и затхлый, как в склепе с открытыми саркофагами, он еще застилал глаза, затыкал уши и давил, давил, давил. И серая марь вокруг. Везде. Видишь на метр-полтора, не больше. И где-то на грани слышимости – писк, не как у мыши, даже летучей. А на одной высокой, визгливой и непрерывной ноте. Как уши не затыкай, он слышится. Люди начали ежиться. Все стоят, даже один шаг сделать было трудно. Дэзи припала головой к земле, скулит и лапами уши бьет. Гул нарастает, в глазах рябит, сердце колотится. Более того, ещё минута, две – и люди начнут разбегаться. Я и сама сейчас разбегусь на все четыре стороны.

Но из каких-то далеких лет и лиг, вдруг вырвался еле слышный шепот, и я повторяю, проговариваю, даже пою, всё громче и громче:

– Не ведьма, не колдунья ко мне явилась в дом

– Не в пору полнолунья, обычным летним днем…

– "Обычно на рассвете я прихожу во сне.

– Но все не так – на этот раз", она сказала мне.

"Любой из вас безумен, в любви и на войне.

Но жизни звук не обрывай", – она сказала мне.

И вместе с группой "Ария" я запела или может заорала, не знаю:

"Там высоко и нет никого, там также одиноко, как и здесь.

Там высоко и бег облаков, к погасшей много лет назад звезде".

И я сделала шаг вперед. Туда, где умирали люди, за меня и моих людей:

– "Пока ты жив, не умирай, на этот мир взгляни.

Шагара, Ёкай, Хида, Села стронулись с места.

– Не торопи свой час", она сказала мне.

Абхая, Кали, Хальфдан, Зигрид шагнули за ними.

– "Сбежать от жизни можно, от смерти никогда.

Весь отряд, набычившись, двинулся за нами.

– Сама жизнь крылья сложит. Но я вернусь сюда".

И все вместе – вперед, в туман, в марь. И все вместе – в высь:

– "Там высоко и нет никого, там также одиноко, как и здесь.

– Там высоко и бег облаков, к погасшей много лет назад звезде".

Песня нарастала, заполняла лес и небо. И мы шли, шли, шли. У края болота остановились, как уткнулись в стену. Гайн стоял один и только далеко, в тумане виднелись силуэты людей. Я смотрела ему в глаза и видела только тупую усталость и пульсирующую боль.

– Почему?

– Наши шаманы увидели, что и тебе, и твоему мужу грозит смерть. Страшная. И тогда погибнет и мой народ. Может ты и отвела бы беду, но шаманы дали оценку половину на половину. Мы не могли рисковать.

– А ты уверен, что это правда? Богини мне ничего не сказали, а обычно предупреждали.

– Боги бывают разные, девочка моя. Твои Богини, они небесные, даже Морриган. А есть другие боги – боги земли, а еще и подземные. И один из них потребовал свою долю силы. Эта земля его территория, уже давно, и он имеет право на оплату за её использование. Она страшная, но платим один раз. Я взял это на себя, потому что ты не смогла бы это сделать. И ушла от нас, вместе с мужем и не родившимся сыном. Это нельзя было допустить. Он потребовал кровь и жизнь.

– А что, волков, оленей или что он там любит, нельзя было отдать?!

– Он любит человеческую кровь, причем отданную добровольно. Но ты не беспокойся, мы съели их тела.

– Что-о-о?!

– А как же? Мы не могли их тела оставить на поругание зверям и тлену. Если бы они просто умерли, то мы сожгли бы их, но осененных добровольной жертвой за свой народ, мы жечь не можем, это святотатство. Они растворились в своих сородичах и скоро вернутся к нам. Не переживай, царевна. У тебя все получится, мы возьмем эту землю. Все будет хорошо.

Мы все повернулись кругом и отправились назад. Судя по всему, эта процедура еще не завершилась, и я находится там совершенно не хотела. Точнее, не могла. Мы шли молча, что тут скажешь. Но понемногу, с каждым шагом, нас отпускало. Стали слышны голоса птиц. И в какой-то момент я кое-что вспомнила. Остановилась и долго ругалась матом. Я искренне считаю, что нормальная женщина никогда, даже наедине с собой, не позволит себе произнести ни одного матерного слова. Это чисто боевой мужской язык и женщин эти слова принижают, более того, эти слова ломают её женскую сущность. Мне об этом рассказал отец в детстве, и я запомнила его слова на всю жизнь. Я никогда не ругалась матом. Находила в определенных ситуациях какие-то эвфемизмы, иносказания и подобия. И гордилась, что за всю мою жизнь, при мне никогда мужчины не ругались. Ни разу. Они ведь тоже чувствуют, как с какой женщиной надо и можно себя вести. Но тут… я просто не вынесла. Не из-за Гайна и его людей, не из-за жертвоприношения, ибо что мы, люди, потерявшие связь с Землей и Миром, можем в этом уразуметь. Просто так получилось, что я, наконец, осознала себя в здешнем пространстве. И увидела, где нахожусь.