Кажется, поговаривали, что последний год у него были проблемы с алкоголем. Но откуда ей это знать.
– Чаю? – нарочито воззрилась она, читавшая где-то давно, что он отчаянный любитель кофе, и помня, что эта информация была жутко растиражированной. Когда-то они перетирали с мамой даже эту
фигню.
Он вскинул меткий карий взгляд под крыльями, испанских бровей.
– Тогда лучше лимонаду.
Ей показалось, или мелькнуло смущение за нарочитой самонадеянностью? И тут ей стало любопытно. Кто он? Зачем пришел? И что будет дальше?
Завязав все свои эмоции в узелок как непослушные растрепанные волосы на ветру, она открыла форточку своего сознания, в которую повеяло свежестью авантюризма, игры:
Ну здравствуй, Хантер. Я справлюсь с твоим шлейфом, а что там под ним? Ты не хочешь показывать, но иначе тебе придется уйти. У каждого тут свой интерес.
Она давно готова была простить ему все долги: слезы, отчаяние, тоску, безысходность очарованной девочки-поклонницы, неумолимую жажду чуда. Все крушения надежд и фантазий. Она готова была ему простить.
Но сам пришел – отвечай.
«За тобой должок. После всех подкинутых иллюзий – ты мне должен. Правду.»
Лицо с обложек, правда небритый и заметно уставший, погруженно в себя флегматично помешивал чай. Лимонада не нашлось, а кофе он так и не попросил. Почему-то.
Наблюдая за ним издали все эти годы, она понимала: раскрытый «ВсеДляВас» парень со сцены – так и не сумел научиться давать интервью и подавать себя за ее пределами. За него всего отдувался главный хулиган коллектива – Лэйтон всегда был непревзойденным трепачем. Потом – малыш, потом – спортсмен, и в конце концов его брат, самый незаметный из всей пятерки. И только Звезда – максимально отмалчивался, а заговаривая – тушевался, будто б растерял там на сцене всю свою харизму. Говорил на одной ноте или по нисходящей, довольно зазубренно и тривиально. Бегал глазами, теребил что-то в руках, а то и носки задранных на диван ботинок, не мог совладать со своим красивым лицом… Ее личная команда скептиков во главе с тетей Роуз, маминой сестрой, называла это
«тиками»,
и пыталась (бесполезно, разумеется) убедить, что они совсем не способствуют обаянию. Легкий, невесомый там, на сцене, полностью раскрепощенный, отдающийся происходящему со всей страстью, тут он проваливался куда-то в топь кресел и голосов друзей, а может, в свои мысли, которые никак не мог причесать когда нужно. Он просто держал лицо. Как умел, а умел всегда неважно. И да, она на столько отрезвела, чтоб признать все это вот именно с такой долей жестокой откровенности.
Теперь ее образование подсказывало ей, что это называется не полной социализацией. Для примера избыточной социализированности легко приводить в пример его лучшего друга, который всегда в любом общении «на коне». Лэйтон, Маэстро. Факир вскрывания душ.
Этому же супермену и источнику восторгов… естественности всегда не хватало. Простоты восприятия и самовыражения в реальности.
И вот теперь он тоже шарил по закоулкам своих мыслей в поисках слов. Ну еще бы, подумала она иронично, обычно слова для него писали, и удобно подкладывали на мягкую подушку музыки. Эта волна подхватывала и несла его. Но сам он никогда не был мастером импровизаций.
Если только – ногами.
Эта родительская молчаливая выжидательность, повисшая над столом, давно задушила бы ее,
если б ее не оттянул на себя гость. Мама плохо скрывала узнанность и еще хуже разыгрывала непосредственность, папа – что-то явно подозревал. Ну ничего, пускай отдувается – сам в гости напросился!
Но отдуваться прирожденный артист не привык. Неловко постреляв меткими латинскими глазами, он выдал какую-то сущую бестактность, и вот она, по неосторожности указавшая на свою комнату лишь жестом, неслась по лестнице вдогонку, стремясь предотвратить непоправимое. Ну нельзя ему в эту…