– Коляска – идеальный зимний напиток. Коньяк согревает внутренности, цитрусовые отгоняют простуду.

– Сейчас не зима, – сказала Мадлен.

– Давай представим себе, как будто зима.

Немного позже, когда Терстон с Мадлен, качаясь, двигались рука об руку по тротуару, она почувствовала, как он дернулся в сторону – там был очередной бар.

– Необходимо выпить очистительного пива, – сказал он.

За следующие несколько минут Терстон разъяснил свою теорию – правда, это была не теория, это была мудрость, приобретенная опытом, проверенная и подтвержденная Терстоном и его соседом по комнате, родом из Эндовера. Когда они вливали в себя огромные количества «крепкого», главным образом бурбон, но еще и скотч, джин, водку, ликеры – в общем, все, что попадалось под руку, все, что удавалось спереть из «родительских погребов», какое-то время – вино «Голубая монахиня», это была так называемая «зима, когда мы пили „Молоко любимой женщины“», – в их распоряжении тогда был лыжный домик друга в Стоу, а однажды – перно, поскольку они слышали, что это больше всего напоминает абсент, а они хотели быть писателями, и абсент был нужен им позарез… Впрочем, он отвлекается. Его пристрастие к отступлениям дает себя знать, уводя от темы. Стало быть, Терстон, вспрыгнув на высокий стул и подозвав бармена, объяснил, что в каждом из описанных случаев, произошедших со всеми до единого из описанных «интоксикантов», в конце надо было выпить пива, стакан-другой, и это всегда ослабляло то жуткое похмелье, которое за этим неизбежно следовало.

– Очистительное пиво, – сказал он снова. – Вот что нам нужно.

С Терстоном все было совсем не так, как с Леонардом. С Терстоном вспоминались ее родственники. Все равно что сидеть с Олтоном, таким педантичным во всем, что касалось рюмок, таким суеверным, когда речь заходила о винограде после злаков.

Когда Леонард говорил о том, как пьют его родители, разговор всегда сворачивал на то, что алкоголизм – это болезнь. Но Филлида с Олтоном, хоть и пили много, с виду казались относительно благополучными и отвечали за свои поступки.

– О’кей, – согласилась Мадлен. – Очистительное пиво.

И разве не приятно было так думать? Полагая, что холодный «Будвайзер» обладает неким волшебным действием и способен смыть последствия ночной попойки, Терстон не зря завалился в этот бар – у них тут были бутылки с длинным горлышком. А раз уж волшебное действие началось, то с какой стати останавливаться на одной? Когда пора было закрываться, два человека почувствовали, что на них возложена обязанность: попросить у бармена мелочи и склониться над музыкальным автоматом, читать названия песен, соприкасаясь головами. Когда время остановилось, возникла неотложная необходимость поставить «Песню Мекки Ножа», I Heard It Through the Grapevine, Smoke on the Water и танцевать подо все это между столов в опустевшем баре. В очистительном пиве оказалось возможно утопить мысли о Леонарде, оно обезболивало, притупляя чувства, помогая забыть о том, что ты брошена и некрасива. (И разве прижимания Терстона не были дополнительным бальзамом на раны?) Как бы то ни было, пиво вроде бы действовало. Терстон заказал по последнему «Будвайзеру», запрятал бутылки в карманы косухи, и их они пили уже по дороге к нему домой, шагая вверх по Колледж-хиллу. Мадлен поразительным образом сумела сосредоточить сознание на вещах, которые не способны были ей повредить: чахлые городские кусты, плывущий тротуар, звяканье цепей на куртке Терстона.

Она вошла в его комнату, не заметив лестницы, которая туда вела. Однако стоило ей там очутиться, как Мадлен, ясно вспомнив установленную процедуру, начала раздеваться. Она лежала на спине, со смехом пытаясь ухватиться за туфли, и все-таки под конец скинула их без помощи рук. В отличие от нее Терстон моментально оказался раздетым. Оставшись в одном белье, он лежал совершенно неподвижно, слившись с белой постелью, словно хамелеон.