«За всё это время, мне ни разу не пришлось пожалеть, о том, что рядом со мной оказался именно Даня, а не Артём. Тёма не мой мужчина! Мне нужен был рядом человек, такой как Богдан: сильный морально, крепкий духом, без внутреннего раздрая с самим собой, без злости и затаённых обид на окружающих».

Она, знала, что люди с душевным изъяном не умеют жить на полную катушку, поскольку прошлое грызёт их изнутри. Старые обиды, словно червоточины, разъедают человека и пеленают его свободу в кокон, подобно червяку, поселившемуся в спелом яблоке.

«Нельзя жить прошлым – нужно думать только о будущем! Только вперёд… только вверх…»

Не давая себе возможности погрузиться в философию жизни, она ещё раз взглянула на своих мужчин. Пока у неё в голове гуляли лирические размышления, Богдан и Антошка почти завершили начатое. Стало понятно, что они лепят снеговика. Теперь Тошка уже не носился вокруг отца. Упираясь маленькими ладошками, уютно спрятавшимися в пушистых меховых варежках, без конца путаясь под ногами отца, катил впереди себя снежный ком. Богдан же, нависая над сыном, что-то рассказывал мальчику и весело хохотал. И сразу было понятно: этим двоим сейчас вместе хорошо и им больше никто не нужен. Даже она.

Но тут, словно подслушав её мысли, Богдан поднял голову и посмотрел на окно своей спальни. Заметив жену, искренне улыбнулся и, послав воздушный поцелуй, продолжил игру с сыном.

Ада же, взяв одежду, направилась в душ.

Спустя полчаса, спустившись на завтрак, она увидела раскрасневшихся с мороза мужчин.

— Мама! – Антошка, уже выпутавшийся из верхней одежды, бросился к ней. — Мамочка! А мы шайики лепили и деда из снежка делали…

— Снежную бабу, – со смехом поправил его Богдан и, догнав сорванца, нежно прижал к себе, снимая мягкие валеночки.

— Мама! Не деда! – Активно замотал головой малыш. — Не деда делали! Бабу! Бабу! — И снова принялся вырываться из рук отца.

— Мы делали во-о-от такую! – Тошка привстал на носочки и потянулся вверх. — Во-о-от такую! – повторил он, но уже разводя ручки в ширину.

— Ты моё счастье! – присела Ада возле него. — И кто был главным строителем? Ты папе помогал или папа тебе?!

Она расцеловала его красные после мороза, всё ещё холодные щёчки. Малыш, обхватив маму ладошками за лицо, уставился на неё своими глазищами.

— Я главный! Да, папа?

— Конечно, ты! – на полном серьёзе согласился Богдан. — Ты руководил! Ты и морковку выбирал, и угольки для глазок, и веточки для ручек! Ты же всё вставлял в снежную бабу. Я только поправил, и то совсем немножко.

Он обнял жену и целуя, прошептал прямо в губы:

— М-м-м! Ты – такая вкусная!

Антошка, услышавший слова отца, тут же протянул:

— Я тоже хочу попйобовать…

Ада с укоризной взглянув на мужа и покачала головой:

— Данька!

Но сын, точно скопировав действие отца, промычал:

— М-м-м! Ты – такая вкусная! – И, чуть подумав, добавил, приведя веский, на его взгляд, аргумент: — Как пюйе!

Антошка, словно колорадский жук, просто обожал картошку в любом виде, но незамысловатое пюре он мог есть по три раза в день, вместо первого, второго и третьего блюда, так что, на его взгляд, то, с чем он сейчас сравнил вкус губ мамы, было наивысшей похвалой.

Ада сдержалась, а вот Богдан прыснул, но буквально тут же подавился смехом под осуждающим взглядом мальчишки.

— И совсем это не смешно… – парировал тот, словно взрослый. — Пусти, мама! Я пойду йисовать.

— Подожди!

Ада, высвободившись из объятий мужа, сняла с сына комбинезон и только после этого разрешила.

— Чай пить будешь или пойдёшь?

— Не-а! Не буду.

Малыш, не договорив, сразу же понёсся наверх.

Проводив сына взглядами, полными обожания, Ада и Богдан переглянулись.