Нэнси бесшумно спускается в холл. Дверь в гостевую комнату чуть приоткрыта. Девочка сидит в углу, подтянув колени к груди, и разговаривает с фотографией в рамке. Папа, говорит она, я справилась. Я здесь. Нэнси, привалившись к стене, вытирает лицо краем фартука.

Ванна на львиных лапах стоит в алькове, все три окна выходят в сад. Сейчас вечер, темно и ничего не видно, и миссис Грегори опустила белые шторы. Вода льется в ванну, миссис Грегори опускает руку под струю, затыкает пробку. Достает полотенце, встряхивает, потом складывает пополам, проведя ладонью по сгибу. На пальце у нее поблескивает сапфировое кольцо. Губная помада ярко-красная, а зубы белоснежные, что особенно заметно, когда она чуть прикусывает нижнюю губу.

Она совсем не похожа на маму Беатрис, высокую, стройную и темноволосую. Эта дама полная, и от нее пахнет лимоном. На пристань она прибежала сразу за мальчиками, обняла Беатрис и поцеловала в щеку, а потом и в другую. Беатрис не шевельнулась, пока дама тискала ее. Потом она отстегнула карточку с ее груди и спрятала в сумочку. Она тебе больше не нужна, милая, сказала дама. Теперь ты часть нашей семьи.

– Беатрис, – говорит она, не вынимая руку из воды, – я не знаю, как поступить. – Она смотрит на Беатрис, озадаченно нахмурившись, и Беатрис узнает в ее лице и улыбку Джеральда, и серьезность Уильяма. – Мне помочь тебе или ты предпочитаешь справляться сама?

Морщины на лице становятся глубже, она поправляет волосы Беатрис, аккуратно закладывая прядь за ухо.

– Тебе придется научить меня, как обращаться с девочкой, – смеется она, а потом вздыхает: – Вокруг меня слишком долго были одни мальчишки. – Она молчит и ждет ответа.

Беатрис не отвечает. Она толком и не понимает, о чем спрашивает эта женщина, но точно знает, что не хочет, чтобы та уходила, поэтому сбрасывает одежду, пока не остается совсем нагишом перед этой незнакомой дамой, чувствуя под ногами мягкий коврик; легкий ветерок доносится от окна, и жалюзи тихо постукивают по оконной раме. Она взбирается на табуретку и осторожно ступает в горячую воду, а потом, привыкнув к температуре, садится и ложится. Восхитительно. Миссис Грегори намыливает мочалку и, приподняв руку Беатрис, нежно моет ее. Беатрис закрывает глаза и едва не засыпает. Она чуть приподнимает ноги, и они свободно плавают в воде.

Позже, лежа в кровати, такой высокой, что забираться на нее пришлось тоже с табуретки, Беатрис чувствует запах лимонного мыла на каждом пальце.

Лестница полукругом спускается в холл, выложенный черной и белой плиткой. Беатрис медленно сходит вниз, не снимая руки с перил красного дерева, звук шагов заглушает восточный ковер, устилающий ступени. По стенам вдоль лестницы висят огромные портреты, написанные маслом. Беатрис думает, что так, наверное, чувствует себя принцесса Маргарет, когда по утрам спускается к завтраку. И едва сдерживается, чтобы не рассмеяться. Весь дом омыт светом. На столе в холле в роскошной хрустальной вазе огромная охапка розовых и желтых цветов.

Беатрис слышит голоса – должно быть, это миссис Грегори и Джеральд, – но пока она в холле одна. Гостиная справа, несколькими ступенями ниже, и Беатрис понимает, что вся их квартира запросто поместится в одной этой комнате. Вчера вечером Джеральд показал ей тайную винтовую лестницу, спрятанную в книжном шкафу, который заставлен фальшивыми книгами. И это она еще не видела третьего этажа. Беатрис выглядывает в сад. Кинг, немецкая овчарка, спит в патио, положив голову на лапы. Рядом с домом клумбы, дальше огород, а потом зеленый газон, который тянется до сосен, высящихся вдалеке. Все здесь какое-то огромное. Интересно, а до моря далеко? В какой стороне ее дом?