– А когда он вернётся?

– Когда найдёт учителя, – сказала она и на секунду перевела взгляд на Хикари. – Но… Я могу сказать, что ты хочешь его увидеть, и, думаю, он тут же вернётся домой.

– Не вернётся… – задумчиво сказала Хикари, но потом одумалась. – В смысле не хочу я его видеть! Больно он нужен!

– А судя по твоей реакции, всё-таки хочешь, – почти по-детски подтрунивала над ней мама.

– Нет! Нет! И ещё раз нет! Не вздумайте ему это взболтнуть!

В ответ мама Себастьяна лишь прыснула. Хикари обиженно надулась.

– Ладно, пошли в машину. А то холодно…. Постой, что это у тебя тут? Грязь какая-то прилипла?

Она указывала на рюкзак Хикари, висящий за спиной. Хикари обернулась, чтобы посмотреть на эту «грязь».

– Нет. Это чей-то плевок, – ответила Хикари.

– Гадость какая. Повернись, – сказала мама Себастьяна, доставая из сумки влажные салфетки. – Если у тебя какие-то проблемы, ты можешь рассказать мне. Мы попробуем решить их вместе, – сказала она, оттирая плевок.

– Нет. Мама запретила вам рассказывать.

– Ясно, – грустно сказала мама Себастьяна. – Ну вот, теперь чисто.

Дом встретил их привычной тишиной. Стоило ей зайти в свою комнату, как Хикари почувствовала себя самым одиноким, самым брошенным созданием на всём белом свете. Если на людях ещё получалось как-то сдерживаться, то стоило остаться одной, эмоции потекли рекой.

– Рису-у-унок… – протянула она и села на пол, уткнувшись лицом в колени.

Слишком тяжёлая потеря. И вроде вот новый альбом лежит – рисуй-не хочу. Но сколько бы раз она ни пыталась, ничего нового не получалось. Она будто застряла на том рисунке, и пока не закончит его, ничего нового нарисовать не выйдет.

Вдруг вся грусть испарилась. Вместо этого её захлестнула злоба. Она зарычала, словно дикий зверь, кинулась бить подушку, потом колотить кулаком о пол до боли и крови. А потом нахлынуло удушливое чувство полной безнадёжности. Она, словно пленница, которую пытают каждый будний день. Нет спасения, нет утешения. Пытка будет продолжаться, никто не придёт её вызволять. Обратно лицо в колени. Слёзы ручьём.

Сквозь рыдания она не услышала, как мама Себастьяна сказала, что уедет на несколько часов. И не заметила, как эти несколько часов пролетели, её сморил сон, и наступила глубокая ночь.

– Чего ревём? – раздалось рядом и резко разбудило её, всё ещё уткнувшуюся в колени на полу.

– Себастьян! – она аж подскочила. Он сидел рядом с ней. Так близко, что их плечи касались друг друга.

– Привет.

– Привет, придурошный. Стучать надо.

– Я стучал, но ты не отвечала.

– Значит, тихо стучал.

– Повторяю свой вопрос: чего ревём?

– Тебе-то какая разница?! – сказала она и шмыгнула носом. – Ты чего тут забыл? Ты же в городе был.

– Я психанул. Интересно, это мне так не везёт, или толковых специалистов просто не существует?

– Ты всех уже достал.

– Неправда. Ещё не всех…. Мне в третий раз повторить?

– Насчёт всех не знаю, но меня уже точно.

– Ты либо сама скажешь, либо я так или иначе из тебя это вытрясу. Хватит упрямиться, пожалуйста.

– … Ладно, – сдалась она. Он, правда, не отстанет от неё, да и выговориться ей хотелось. Она рассказала всё, что случилось: и про рисунок, и про драку, и про выговор директора и мамы. – … Обиднее всего: никто и не подумал мне помочь! Все просто стоят и смотрят!

– Сейчас ты разозлишься, но я всё же спрошу. Почему тебе кто-то должен был помогать?

– Как почему?! Разве это нормально?

– Ну а почему кто-то должен рисковать своей задницей ради тебя, незнакомки, в спасении которой нет никакой выгоды?

– А почему рыцари спасают принцесс?! Потому что принцессе в башне страшно и плохо!