Но тут медленно-медленно открылись створки второй двери за площадкой, разделяющей коридоры, в проеме замаячила морда Фурга…

– Дайте вино! Быстро! – проорал Север. – Не успеете – сдохну!

Бутылка оказалась в протянутой руке за четыре секунды до конца, Север пальцами раздробил горлышко. Он пил жадно, захлебываясь, и то, что не попало в рот, впитывалось через кожу.

– Пресвятая мать, – проскрипел Сахарок, – он весь обугленный… Нет у нас больше верховода!

– Заткнись! – рыкнул Фург. – Дал бы в бубен, но трогать тебя противно.

Метаморфизм мгновенно утешился, переработал вино, впитал даже стеклянную бутылку, и Север, тяжело дыша, привалился к стене. Когда немного отошел, опять протянул руку в проем.

– Теперь пару кусочков мяса, и я в порядке.

– Эй, ты превратился в Зэ? У тебя теперь, как и у него, алчба?

Ожидая, когда процессы восстановления завершатся, Север с тоской думал о брошенных в Пустошах трупах пожирателей – столько ресурсов пропало! Даже о мертвом Тряпке вспомнил и о мумифицированных телах хозяев базы, в которых наверняка сохранилось много полезных микроэлементов. При этой мысли передернуло… Но он истощен, у него почти нет запасов органических ресурсов, и метаморфизму сложно выполнять свою функцию.

Некоторое время Север не проявлял признаков жизни, а мутанты его не трогали. Когда же он встал и со скрежетом раздвинул-таки створки двери, все, кроме Сахарка, аж затанцевали от радости.

На губах Йогоро появилась простецкая улыбка.

– Ты гля! Живой! В огне не горит. Ты железный, что ли?

– Север Железный! – забулькал Зэ. – А я жрать хочу!

Йогоро, ответственный за котомку с едой, выдал ему кусок мяса, а Северу вторую половину рубахи для набедренной повязки и сказал:

– Всего три шмата осталось.

– Дай мне еще один и вина, а потом идем искать выход.

Запасенного метаморфизмом должно было хватить еще на пару сражений.

Мутанты нагрузились скарбом и поковыляли по коридору, покрытому слоем такой же черной копоти, как и тело Севера.

– Хреново, мечей не нашли, – пожаловался Жаба. – Слышал я, кароч, что есть такие мечи, что железо только так рубят. А еще, что есть приблуда, которая гвоздями плюется и насквозь пробивает! Вот бы нам такую.

– А про летающих железных птиц ты не слышал?

Жаба не уловил иронии в голосе Сахарка и радостно согласился:

– Да! Говорят…

– Говорят, чинилий доят! – хохотнул Скю. Бедолага набил костюм до отказа и повязал его на спину как рюкзак: рукава и штанины спереди и под мышками, – отчего еле шевелил ногами, но был в прекрасном настроении. – Братцы, а может, мы того… Ну, на Сокровищницу наткнулись? Что думаете?

– Ты че, как Жаба? – фыркнул Йогоро. – Это он у нас мастак по сказкам да небылицам. И потом, все знают, что Алям и Инвазион охраняют путь к Двурогому, и раз так, то тут, скорее, не Сокровищница, а…

– Проклято это место! – перебил Зэ.

– Ну да, типа того. Ангелами тут не пахнет.

– А вы откуда про Аляма и Инвазиона знаете? – поинтересовался Север.

Загомонили все одновременно, тема была животрепещущая, каждый рвался поделиться знаниями. Их рассказы хоть и разнились деталями, но сходились в одном: в горах недалеко от Убежища тоже есть некие секретные тоннели, доступ куда запрещен всем, кроме шаманов и жрецов. Там-то и обитают Алям и Инвазион.

Миновав место, где взорвался робот, на лифте поднялись наверх и вышли в огромный круглый зал, раз в десять больше императорского, где проходили балы, с куполообразным потолком. В потолке имелось три круглых задраенных люка. В середине зал резко обрывался, обвал был локтей десять в ширину, а на той стороне виднелось возвышение с двумя креслами напротив очень странных столов, слившихся друг с другом. К помосту вели переброшенные через обрыв железные лестницы, шесть штук.