На другом фермерском рынке, Бадаро, всё опять иначе: ритм шагов то и дело прерывается. Клиенты и продавцы хорошо знают друг друга, обсуждают товар, каждый старается объяснить и выслушать всё, что касается вот этого цветка или вон того овоща.

Камиль Аммун выложил в Facebook[1] фотографию Большой пивоварни Леванта: видимо, когда-то ее здание выглядело прекрасно, но теперь оно лежит в руинах. Камиля это явно огорчает.

Я спрашиваю, откуда у него такая привязанность к постройке, на что он отвечает: «Не то чтобы я хорошо знал это здание. Я даже жил в другом районе, но этот квартал был чем-то вроде парижского Бельвиля до реновации, и как раз сейчас он тоже, в свою очередь, переживает подобный период. Я родился в 1975 году. Когда я был маленьким, эта пивоварня уже не работала. Однако нам передалась ностальгия поколения наших родителей. Они часто рассказывали о том, что было до войны, каким великолепным был город – настоящий ближневосточный Париж!

Так что наши сожаления об исчезновении этой части исторической городской ткани опосредованы. Мы ностальгируем по тому, чего сами никогда не видели».

Как пахнет пивоварня? Мне знаком запах производства виски, потому что в десяти минутах езды от дома родителей располагалась винокурня Nikka, и мы часто проезжали мимо, когда я была маленькой. Я знаю запах производства саке и хереса, но, кажется, мне не доводилось слышать запах пивного сусла.

Какие запахи царили в этом квартале Мар-Михаэль?

Пятнадцатого января 1919 года Бостон оказался буквально затоплен патокой. Дело было накануне введения сухого закона, огромный резервуар с мелассой был, скорее всего, переполнен и лопнул, не выдержав давления. Чай, меласса – всё хлынуло на город. После катастрофы, в результате которой двадцать один человек погиб и полторы сотни получили увечья, возникла городская легенда: якобы в разгар лета жители до сих пор чувствуют карамельный запах. Об этой легенде я узнала из книг и никогда не проверяла ее ни лично, ни по отзывам бостонцев. Но, возможно, аромат самой легенды всё еще витает над городом?

Как правило, из всех предметов быта лучше всего сохраняются тарелки. Осколки мисок, тарелок и котелков археологи находят при раскопках. Японский фотограф Тихиро Минато рассказывал мне, что после цунами, разрушившего дома, заводы и асфальтовые дороги, находили лишь одежду и посуду. Они есть в любом доме, какой бы образ жизни ни вели хозяева.

Тарелки, на которых бесчисленное число раз, день за днем подавались блюда.

Вопреки представлениям парижских гурманов, мечтающих посетить Бейрут, в этом городе есть не только гламурные кварталы. Кроме самого-самого центра, где всё выметено до соринки, на улицах царит беспорядок, везде стоят неубранные урны и валяются горы мусора. Добавим сюда пустыри и плохо освещенные переулки, которые легко принять за рассадники преступности. Но первое впечатление обманчиво: эти переулки и пустыри ничуть не опаснее центральных улиц.

Я говорила об этом с подругой, и та успокоила меня: «Идет война, но в городе почти не совершаются преступления».

При огромном материальном неравенстве, которое очевидно даже мне, иностранке, я не могу понять: будь я бедна, на грани отчаяния, то при виде такой показной роскоши я бы вряд ли бездействовала.

Всюду мне говорят: «Это город контрастов».

Муж Сибиллы, шеф-повар «КафеШо», рассказывает, что, согласно местной пословице, «можно умереть от чего угодно, только не от голода». И продолжает: «Так было и во время войны. Магазины работали. Не хватало бензина, но еды было достаточно. И поскольку по вечерам выходить на улицу было опасно, все собирались дома в семейном кругу и, наверное, чтобы заглушить страх, ели до отвала. Говорят, за время войны тут многие потолстели».