— О-ох, я больше не могу.

— Чш, котёнок. Ещё как можешь. Не убегай, прижмись попкой.

Мужчина перехватил мои запястья и вытянул вверх, упирая в стену, второй рукой притягивая за талию ближе к себе. Я прогибала спину до ломоты в позвонках, чтобы он тут же вошёл глубже, а я застонала громче.

— Полегче, котёнок, не сжимай, иначе мы закончим слишком быстро.

Быстро? Мне казалось, я не переставала кончать, внутри всё ходило ходуном, будто первый оргазм загостился и отказывался прощаться. Я не могла расслабиться даже если пыталась. Ошеломительный эффект продлённого удовольствия доводил до изнеможения. Наслаждение с каждым движением разгоралось ярче, разбрызгивая пламя вокруг.

Твёрдый член входил установленным ритмом, не сбиваясь, не останавливаясь, я могла только поскуливать, и сильнее выпячивать попу назад. Мышцы одеревенели, и я почти не чувствовала своего тела, кроме дикого, одержимого пожара, сводящего с ума.

Любимый ускорился, вышел на финишную прямую, и я даже обрадовалась, что моё удовольствие покорив недосягаемую высоту, получит наконец передышку. Оргазм – это сладко. Затянувшийся оргазм похож на чистый мёд, царапающий горло. Сверхоргазм — уже приторность, нуждавшаяся в глотке воды.

Мужские бедра впечатались в меня напоследок, замирая. Ладонь освободила запястья, но лишь для того, чтобы нырнуть под мой подрагивающий живот и возобновить острую ласку.

— Ах ты ж чёрт…

— Не ругайся, просто расслабься.

Глумливый смешок опалил ухо, томительные экзекуции не останавливались и мне понадобилась не больше двух минут, чтобы раствориться во взрыве, прокатившемся по каждой клеточке измученного тела. Я не только ослепла, но и временно оглохла. Кровь шумела в ушах, а сердце билось о рёбра. После мы долго обнимались в тишине, которую нарушали сбивчивое дыхание да журчание воды.

— Котёнок, ты как?

Я неохотно открыла глаза, чтобы рассмотреть белозубую ликующую широкую улыбку. Фантастический оргазм полностью смыл ориентиры, в том числе память о собственном имени.

— Кто мы и где мы?

— Планета Земля вызывает Катёну. Я рад, что тебе хорошо, но ты опоздаешь в институт, а я на работу.

Прежде чем остаться в одиночестве, я удостоилась томного бархатистого поцелуя.

— Изверг, сам довёл до умопомрачения и сам сбежал. А что делать мне? — Поскольку стоять без поддержки и не шататься получалось плохо, пришлось опереться о стену.

— Ворчунья. — Вихрастая светлая голова заглянула обратно в ванную комнату, явила подвижную физиономию и выдала короткую, ёмкую фразу: — Пока ты моешься, я организую завтрак. — И окончательно исчезла.

Готовка — самое нудное занятие, после мытья полов, только поэтому я свернула брюзжание. Удовольствие постепенно скрывалось за дымкой, я горела пламенем, но не жадным, а спокойным, сытым и уже не дёргалась в конвульсиях.

Пока я завёрнутая в халат и с тюрбаном на голове, цедила апельсиновый сок, сидя за кухонным столом, передо мной появились чашка кофе и тарелка с бутербродами.

— Поешь как следует.

— А я что делаю. — Всё-таки активные движения с утра пораньше — то, что любил Антон, но терпеть не могла я. Заранее проигрышный аргумент для недовольства.

— А ты сидишь и корчишь гримасы. Но точно не завтракаешь.

— Остынь папочка.

— А ну цыц, иначе вечером отшлёпаю чью-то непослушную попу. — Прозвучало от него угрозой, но я хихикнула.

— Ещё посмотрим кто кого отшлёпает.

Не нарываться — не получалось никогда. Глядя на Антона, я ловила себя на мысли, что мне его мало. Полчаса назад мы сношались хуже кроликов, а сейчас я с трудом представляла, как дождусь его возвращения с работы. Моя провокация осталась без ответа.