– Вова, с тобой все в порядке? – тревожным вопросом вклинилась в мои размышления Татьяна Анатольевна.

– Просто задумался, – ответил я и отлип от окна. Хрен с ней, с гитарой, вот что. Проблемы нужно решать по мере поступления.

***

Где-то через час наша патлатая компания оказалась на улице. Астарот порывался уйти раньше, но в Татьяне Анатольевне вдруг взыграли материнские инстинкты пополам с благодарностью, так что она буквально заставила нас выхлебать по чашке чая с печеньем под застольные разговоры на актуальные темы. Волновали маму Астарота вещи самые разнообразные – начиная от рецепта салата из зеленых помидор от главбухши Зинаиды Степановны, заканчивая убийством Талькова. Которое как раз случилось чуть больше недели назад. Что было особенно трогательно, что волновала смерть звезды ее в том контексте, что сынуля тоже думает, что он музыкант. А это, оказывается, может быть делом таким вот опасным. И что «может за ум возьмешься, Саша, и в институте восстановишься? Я с Григорием Ивановичем поговорю»…

Астарот промычал невнятное, и все мы принялись спешно собираться, чтобы замять неловкость этого завтрака.

Печеньки с чаем слегка притупили голод. Когда мы одевались, методом исключения я понял, что мои вещи – это почти новенькие армейские берцы и куртка, сшитая из кусочков черной кожи. В правом кармане – связка ключей с брелоком из красной стекляшки, обмотанной медной проволокой. А в левом звенела металлическая мелочь и шуршала пара бумажек. Надо же, говнарь, отзывающийся на кличку «Велиал» вчера умудрился пропить не все до копейки!

– Слушай, Саша, то есть, тьфу, Астарот, в смысле, – торопливо трещал Бельфегор, размахивая руками. – А давай сегодня сыграем «Бей, Сатана, бей!» вместо «Тяжелой поступи ада», а?

– Мы вчера об этом говорили, – недовольно буркнул Астарот.

– Ну, пожалуйста! – заныл Бельфегор. – Хорошая же песня получилась…

– Мы договорились, что музыку и тексты пишу я, – набычился наш фронтмен. – А ты все равно…

– Ну давай, если хочешь, скажем, что это ты написал, – рыжий посмотрел на Астарота глазами котика из Шрека. – Только давай сыграем, а? А я попрошу у мамы, чтобы она с работы еще одну коробку грима принесла.

– Слушайте… про грим, – насупился Бегемот. – Может давайте без грима? У меня на него того… вся рожа коростой покрывается.

– Да нет же! – Бельфегор толкнул толстого в плечо. – Без грима совсем не круто! Мы же демонов изображаем!

– Вообще-то насчет грима… – задумчиво проговорил Астарот. – Мы ведь самовыражаемся через музыку. И зрители могут и без всякого грима понять те идеи, которые мы хотим им донести. А грим – это получается какая-то клоунада… Смешно выглядим.

– Это значит, группе «Кисс» в гриме выступать не западло, а нам западло, да? – завелся Бельфегор.

– «Коррозия металла» не красится на концертах, и ничего… – пробурчал Абаддон, которого я все еще про себя продолжал называть Бегемотом.

Дальше они принялись сыпать названиями незнакомых групп и спорить. А я отвлекся. Во-первых, был ни хрена не в теме, а во-вторых, пытался сориентироваться. По буквам на доме я уже понял, что город я не поменял, вокруг все еще Новокиневск. С районом, как только мы вышли на улицу, тоже стало все ясно. Выше по улице над домами торчал скучный параллелепипед гостиницы «Новокиневск», напротив – красная пафосная сталинка с концептуальными кубическими часами на крыше. Значит, там привокзальная площадь. Но направлялись мы в противоположную сторону, к зажатой между двух улиц промзоне. Новокиневский завод механических агрегатов. К двухтысячному году в этом месте были сплошные развалины, а к двадцать третьему на месте бывшего завода уже давно построили квартал элитного жилья. А сейчас там даже вроде какая-то жизнь теплится. На крыше главного здания – пыльные буквы НЗМА. И стекла целые.