– Меня Коля Стуков зовут, если что, – сказал рыжий и поволок свой баул в ту комнату, в которой две кровати. И уже оттуда закричал. – Слушай, мне тут с собой столько всего положили, можно будет кое-что в общий холодильник складировать? А то испортится еще…

– И самогонку туда же запрем, слышал, Колян? – Степан уверенно двинул в комнату для одного. – Чтобы как прошлый раз не получилось. «Я только одну стопочку тяпну, а то нервы ни к черту…»

– Да-да, Степа, я и сам хотел это предложить! – отозвался из комнаты рыжий Коля.

– Ну вы располагайтесь пока, – сказал я. – Будете готовы, позовете.

Я ушел к себе в комнату. Дверь прикрывать не стал, завалился на диван и задумчиво слушал, как пустая до этого момента квартира наполнилась новыми голосами. Ребята деловито шуршали, переговаривались, чем-то гремели. Обсуждали какого-то неведомого Проню, и его рассказ, как тот от медведя убег. Степан считал, что он брешет, просто напился в зимовье и обосрался, а медведя выдумал, чтобы не так стыдно было в глаза всем смотреть. Рыжий Коля топил, что все правда. И что мужики из Контопли тоже говорили, что шатуна видели. А Иван был из неопределившихся.

Было заметно, что эта троица в квартире чувствует себя уверенно, никаких вопросов мне не задавали. Кто-то прошлепал босыми ногами в ванную, зашумела вода. Потом раздалось глухое стуканье стеклянных банок. Очевидно, в баулы «добытчикам» положили всяких домашних солений-варений.

Ммм… даже в животе заурчало, как представил все это роскошество!

– Вова, а вы сало любите? – спросил уже из кухни Коля.

– Ну может и не люблю, но уважаю точно, – усмехнулся я.

– Тогда я побольше напластаю! – жизнерадостно отозвался он. – Моя мама так сало солит, за уши не оттащишь!

– Морсику там еще намути, – попросил Иван, высунув голову из ванной. – Там я в прошлый раз трехлитровую банку на верхней полке шкафа поставил. Из смородишного варенья…

– Вот ты еретик! – заржал Степа. – Самогон закусывать надо, а не запивать!

– Да я может просто пить хочу, чего вы? – обиженно проныл Иван. – Жажда у меня, ясно вам, остолопы?

Степа и Коля жизнерадостно заржали. Было слышно, как они деловито накрывают на кухне на стол, подшучивая и перебрасываясь привычными и дежурными фразами. И пока ни единого слова про их род занятий во всем этом трепе не прозвучало.

– Вова, давай к нам! – крикнул Степа. – Еда на столе, и чайник почти закипел уже.

– Ага, иду, – сказал я и поднялся. В этот момент в прихожей затрезвонил телефон.

Какой-то неожиданно активный вечер, так-то я рассчитывал еще полчасика поразмышлять и спать завалиться, потому что утром надо будет маме и Джамиле сказать, что я с рынка увольняюсь, а тут – полный комплект, как говорится.

– Володя, привет, – раздался в трубке взволнованный голос Ирины. – Мне нужно срочно с тобой поговорить. Можно я зайду прямо сейчас?

– Конечно, можно, – сказал я. Блин, с этими шашнями Беса и Кристины я все время чувствую себя как на пороховой бочке. Скорее бы уже Игорь Андреевич свой рекламный ролик забрал, и я бы перестал переживать, что хорошему человеку Ириске по мозгам прилетит. – Что-то плохое случилось?

– Нет-нет, совсем нет! – отозвалась Ирина. – Сейчас приду и все расскажу!

Я нажал отбой и пошел на кухню. Троица моих деревенских подопечных дисциплинированно сидела за накрытым до отказа столом и к трапезе без меня не приступала. Прямо прилежные ученики, рыжий Коля даже руки на коленочки положил. А на столе…

Нда, съестного ребятишкам с собой в город явно не пожалели. В хрустальных вазочках поблескивали тугими пупырчатыми боками солененькие огрурчики и налитые соком помидорки, манили белым изломом соленые груздочки, которые хрустели даже на вид, а сверху на них лежал шмат сметаны, по плотности больше похожей на сливочное масло. Здоровенные ломти ноздреватого хлеба. Сало, бело-розовое, с тонкими прожилками. Сначала Коля явно старался эстетствовать и резать его тоненько, почти прозрачно, но потом ему надоело, и он напластал крупными такими добротными ломтями. Еще какие-то соленья, сочиненные из помидор, кабачков и еще бог знает чего произрастающего явно на экологически чистых огородах дальних задворок цивилизации. На большой круглой тарелке высилась груда белых сдобных плюшек, а в трех маленьких вазочках, специально для сладкоежек – варенье. От запаха клубничного на меня нахлынул ворох полузабытых детских воспоминаний, полных жарких летних холмов, каких-то дальних родственниц, чьи стройные ноги в те далекие годы тогда навевали массу непонятных еще ощущений… И покрытые беловатой патиной крупные ягоды, которые я, не заморачиваясь, лопал вместе с листочками, пока смущавшие меня двоюродные сестрицы, громко хохоча, носились вокруг.