На том и порешили – Кристина записала мне свой адрес и шепотом попросила по дороге купить еще пару шоколадок, а то у нее сладкого не осталось. И мы всей гурьбой выкатились из гостеприимной библиотеки.

– Наверное, это ужасно, – не очень искренне вздохнула Ева и как бы виновато развела руками. Но потом сразу же рассмеялась. – Где-то недавно слышала такое выражение «стыдное удовольствие». Наверное, от наших поездок в Закорск я как раз его и испытываю.

Разумеется, я предлагал Еве пойти отмечать Новый год к нам. Заодно и с родителями бы познакомилась, мама меня уже о ней осторожненько так спрашивала. Но она отказалась, потому что у них с отцом есть традиция – на каждый Новый год они ездят в Закорск к родственникам. Кто там кому кем приходится, я не стал детально разбираться. Семья у Михеевых была, на самом деле, довольно большая, просто общались они все не очень тесно. А в Закорске, который стал городом не то, чтобы очень давно, в семидесятых он, кажется, был просто райцентром и большим рабочим поселком, живет целая ветка их обширного, но разобщенного семейства.

– Понимаешь, они все в доску деревенские, – сказала Ева. – Собираются, обсуждают хозяйство, сколько свиней, сколько куриц. И там есть еще две девчонки, мои ровестницы. Они мне седьмая вода на киселе вообще, даже не знаю, как эта степень родства называется. Четвероюродные? Да неважно… В общем, когда мы были мелкими, то дружили. Прямо, не разлей вода. Меня на лето к бабушке отправляли, так мы днями и ночами были вместе. Мне они тогда казались такими красивыми и сильными… Сейчас одна вышла замуж и родила три месяца назад. А вторая… В общем, они обе стали толстыми такими деревенскими бабами. Мне ужасно стыдно, но все равно нравится туда ездить. Потому что смотрю я на своих детских подружек. А потом на себя. Снова на них. И думаю: «Какая же я красивая…»

Щеки Евы покрылись румянцем. Она толкнула меня локтем в бок.

– Ну что ты смеешься? – фыркнула она. – Осуждаешь?

– Ничуть, – я коснулся губами ее щеки. – Ты очень красивая. И у меня есть для тебя новогодний подарок. Вот.

Украшение я купил в «Золотом тельце», еще в тот раз, когда зашел взглянуть на заведение, которое мы собираемся рекламировать. На мое счастье, там оказался отдел для нищебродов, которые не могут себе позволить золото – со всякими серебряными цацками. Положа руку на сердце, серебро я всегда любил больше, чем золото. Даже в те времена, когда мог себе позволить делать золотые подарки. А на этот кулончик в форме яблока как-то сразу залип.

– Решил опередить события и сам подарить Еве яблоко? – хихикнула девушка. – Спасибо!

Ева обняла меня за шею и поцеловала. Я притянул ее к себе, и пару минут мы стояли, прижавшись друг к другу. Потом она поежилась.

– Блин, холодно как-то! – сказала она. – Где там уже твой Боря?

– Вон он, мчит на всех парах, – кивнул я в сторону остановки, где из автобуса как раз вывалился взъерошенный и растрепанный Бельфегор. Судя по радостному выражению его лица, задержался он по какой-то вполне уважительной причине.

Кристина жила в весьма приличном доме на Красноармейском проспекте. В одной из новых высоток рядом с кинотеатром «Первомайский», который здесь, в девяносто первом еще существовал. Это потом его судьба сложится сначала просто неоднозначно и сложно, а потом его вообще снесут и возведут на его месте очередной блестящий торговый центр. А кинотеатр, меж тем, был примечателен тем, что в нем показывали фильмы тридэ, еще до того, как мы вообще узнали, что это такое. В детстве я тоже смотрел парочку. Самих фильмов не помню, но мне ужасно нравилось, что на входе выдавали такие смешные очки. Называлось это дело «стереокино». И в те времена, когда я был мелким и с важным видом цеплял на нос эти самые стереочки, вокруг «Первомайского» был сплошной частный сектор и трамвайные рельсы. Но к девяностым район обжили, понастроив новых беленьких домов, которые выглядели прилично и не были похожи на стандартные хрущевки и панельки. В один из этих домов, судя по адресу, нам и было нужно.