Затем я вынул блокнот из кармана пиджака. Заметка Джулиана о подлинности лежала внутри. Я и забыл о ней, после того как прочитал. В Стамбуле я чувствовал себя так, словно живу не своей жизнью. Или, лучше сказать, словно я отступил в сторону и гляжу на нее со стороны. Теперь я начал сомневаться, было ли реальным то, что я видел. Что такое мое подлинное «Я»? Кто я на самом деле? Я вспомнил наш с Ахмедом разговор на лодке. Я сказал ему, что я инженер, женат, что у меня есть сын. Все это правда, но она верна и для тысяч других мужчин. Как бы я мог описать себя, не прибегая к этим трем шаблонам?

Я опустил откидной столик и раскрыл блокнот. Повторюсь, я не тот человек, который может часами копаться в себе. Обычно я не вижу в этом никакого смысла.

Так что, достав из кармана ручку и написав «Кто я?» на первой странице, я почувствовал себя очень глупо.

Я пялился в пустую страницу, пока вопрос стюардессы, не желаю ли я что-нибудь выпить, не вернул меня к реальности. Девушка улыбнулась мне и пошла дальше по проходу. Я пригубил кофе и хотел было закрыть блокнот, но сдержался. Это смешно. Неужели я не смогу ответить на поставленный вопрос?

Но, даже допив кофе, я все еще видел перед собой пустую страницу. Перелет длился почти четыре часа. И я пообещал себе написать хоть что-нибудь до того, как мы приземлимся. Возможно, мне удастся осознать свое подлинное «Я», если вспомнить о тех моментах в жизни, когда я чувствовал, что действительно знаю, кто я и зачем живу, и когда я понимал, что живу именно так, как хочу сам, а не так, как диктуют мне другие.

Я написал заголовок: «Время историй». Странно было писать именно об этом, поскольку это был не какой-то определенный момент, и даже не отдельное событие. Очень-очень давно, когда я был маленьким, у нас в семье был ритуал. После ужина и ванны мама отводила меня с сестрой в одну из наших спален и, когда мы все втроем забирались в постель, начинала читать. Пока я был совсем маленький, это были книжки с картинками. Позже – небольшие рассказы и, в конце концов, огромные тома, типа «Похищенный» или «Путешествия Гулливера». Такие посиделки продолжались дольше, чем я мог бы признаться своим друзьям. Однако было в этом нечто особенное. Вне зависимости от того, что происходило днем, какие проблемы меня подстерегали, как бы мы с Кирой ни ссорились или какие бы беды ни обрушивались на меня в школе, – ночью, уже лежа в кровати, когда я слушал нежный мамин голос, шум снизу, пока отец наводил порядок на кухне, и спокойное дыхание сестры, – все становилось на свои места. Я знал, кто я и зачем живу.

Потом я вспомнил про более определенное событие. «Прогулка с Аннишей по Скалистым горам», – написал я. Это было как раз перед нашей свадьбой. Бредя по маршруту к озеру Грасси, рядом с Кэнмор, крошечным городком на западе Канады, мы наткнулись на небольшой ручеек. Анниша шла позади меня, и, перейдя через ручей, я обернулся, чтобы помочь ей. Потом мы добрались наконец до верхней точки маршрута и взглянули на окружающий пейзаж. Горы обступали нас со всех сторон. Я посмотрел на Аннишу. Я очень четко помню переполнявшее меня ощущение, что я именно там, где и хочу быть, где должен быть.

Конечно, тогда я еще не представлял, что почувствую, когда родится Адам. Это мое третье воспоминание. Помню, что в больнице, держа его на руках, пока Анниша дремала, я думал, что отныне и впредь мое место в мире определено этим малышом. Я стал отцом. И навсегда им останусь. В этом была определенность, отрезвляющая и в то же время умиротворяющая.

И в конце я написал: «Пробное испытание системы впрыскивания топлива». После предыдущей записи о рождении сына это событие казалось чересчур и сугубо приземленным, но все равно. Это был мой первый независимый проект, над которым я работал самостоятельно. Джуан попросил меня попробовать придумать новую систему впрыскивания топлива. «Даже не пытайся переделать предыдущие проекты, – сказал он, – ты говорил мне о том, что нужно делать вещи по-другому. Так делай! Начни с наброска. Придумай абсолютно новый проект».