– Прощай, Антон, – говорю, чтобы услышал. – Говорить нам не о чем.

– Ты что-то скрываешь?

– Ничего! Это ты подал на развод! Твое решение. Теперь я не хочу тебя видеть и с тобой говорить!

Это заставляет его утихнуть.

Сижу несколько минут неподвижно, затем подхожу к глазку. Бывший ушел.

– Ну и катись ты, – бормочу я, и бреду в гостиную, взяв драгоценности, потому что мне очень нужно лечь.

И подумать, слоит ли переезжать.

Делать этого ужасно не хочется. Не перед самыми родами, только не это… Но и так рисковать я не могу.

– Он нас не разлучит, – бормочу я, устраиваясь на диване.

На боку легче всего.

Малыш немного успокаивается.

Размышляю, почему Антон ушел сразу, как только напомнила о разводе. Или до него дошло, что зря стучит и надоедает. Это ему не к лицу.

Или его взбесило, что обычная девчонка, еще и брошенная, не хочет его видеть? Такого крутого, богатого и ни в чем не знавшего отказа?

Антон был уверен, что я за ним потащусь, поползу на коленях и буду уговаривать дать второй шанс. Буду убиваться по нему, не спать ночами. Любая бы так поступила на моем месте.

Так и было, Антон.

Пока тест не показал две полоски.

Лучше съехать. И поскорее, пока не начала рожать. Поиски съема и организацию быта сейчас не потяну. Так что снова начинаю вспоминать друзей, у которых можно временно переждать… А может, все же уехать к маме? Там будет и кров, и помощь. Самое разумное решение.

Главное, принимать решение скорее, потому что роды на носу.

И что-то подсказывает, что закону подлости именно во время переезда я и начну рожать. В самый неподходящий момент.

И если уезжать к маме, то есть смысл продать все сейчас. Потом времени не будет. А машину в нашем маленьком городке я не смогу продать в принципе – не найду покупателей за достойную цену.

Открываю мешочек.

Драгоценностей немного. Мы не очень долго жили вместе, плюс самый шикарный гарнитур из шикарного ожерелья и сережек Антон хранил в семейном сейфе. Я так понимаю, что при разводе он решил оставить сапфиры и бриллианты себе. Стоили они дорого… А здесь, в мешочке всего-навсего два кольца – одно с красным рубином, другое из платины с бриллиантом небольшим, но потрясающей чистоты. Скромные серьги с розовым жемчугом, жемчужные бусы и браслет из золота с сапфирами. Не очень-то много, но за некоторые предметы я рассчитывала неплохо выручить.

Все же придется остаться, чтобы распродать все. Или обратиться к друзьям за помощью и оформить доверенность на продажу?

Просто патовая ситуация.

Как ни печально, но оставаться нельзя – не хочу рисковать малышом. Антон знает адрес и дать гарантию, что не заявится снова, я не могу. И буду чувствовать себя, как на иголках. А только что родившей женщине еще этого не хватало. Придется уезжать.

И нужно было ему притащиться!

Откладывать продажу машину и драгоценностей не могу. И выставить на продажу сейчас не могу тоже – срочно можно продать только с большим дисконтом.

Может быть, доверенность на друзей не такая плохая мысль…

Утром к врачу.

Просыпаюсь рано и смотрю в серый потолок. В мыслях тревога.

Нужно позвонить маме.

Еще рано, но лучше договориться заранее.

Слушаю долгие гудки и размышляю, как все объяснить.

У меня хорошая мама.

Но в ней нет, как говорят, коммерческой жилки. Всю жизнь она проработала в Дворце культуры. Мы никогда богато не жили, отца у меня не было. Мама говорила, он погиб на войне, как герой, но примерно в тринадцать я уже догадалась, что она просто не хочет рассказывать правду.

Вырастила она меня одна.

Я никогда из-за этого не комплексовала и не считала, что мужчина не так уж необходим для воспитания ребенка.