Больше я ничего не помню. Жизнь будто бы выцвела и растворилась в воздухе. Я вконец выродился в глухого затворника, а в 62 смертельно отравился парами химических реагентов, разбавив память людей множеством эпатажных историй, споров и небылиц. Одни считали меня гадким чернокнижником, другие спятившим самоубийцей, третьи еще Бог знает кем. А что они знали о себе?
+1. Николай Боков
Боков
Боков Коля брел по пустынной ночной трассе. Он не хотел знать кто он такой, куда и зачем идет, что и где происходит и разное другое, что в недалеком прошлом являлось центром его жизненного вращения. Голова Коли отказывалась думать и хотеть. Ей было достаточно находиться в белой плотной кепке с длинным козырьком. Сумерки переходили в окончательную стадию и тут внезапно, словно фантом, из-под неба вынырнула летучая мышь и спикировала на белую мишень, проткнув острыми коготками ткань и онемевшую толстую кожу затылка. Не встретив сопротивления, ночной хищник испарился еще более резко, чем появился. Несколько малюсеньких капелек крови смешались с сальной прослойкой давно не мытой головы, да спустя пару сотен шагов так и засохли. Соразмерно сворачиванию крови снаружи, внутри головы активировался процесс стимулирования сознания. Не было и речи о том, чтобы сравнить его с мыслительной деятельностью обычного человека. Помимо четкого плана действий, несомненно, спущенного из внешнего контролирующего источника, в горе-голове Коли Бокова было кое-что еще. Что-то, имеющее отношение к истоптанной и затертой до беспамятства некогда любознательной личности. Словно пометки на полях периферийного сознания, не имеющие собственной воли и лишенные права выбора. Существующие лишь по причине абсолютной незначительности и безвредности. Что же они из себя представляли? Несколько обрывочных фрагментов вырванных неизвестно кем и для чего. В первом был зал кинотеатра, большой экран и мягкое затертое велюровое кресло, обволакивающее бушующее восторгами тело подростка. На экране Питер Уэллер в роли робокопа резкими рывками содрогался от пронизывающих механический мозг эмоциональных картин человеческого прошлого. Мерцающий свет, реле. Чужой голос №1 спрашивает – где грань? Чужой голос №2 отвечает – ничего нет. Второй эпизод состоял из серии риторических вопросов, бегущих в строке. Летучая мышь – их агент? Или ее использовали втемную? Она впрыснула информационный носитель или переключила канал передачи входящих данных? Насколько она в курсе программы? Выполняет разовые поручения или наделена более широкими полномочиями? В третьем сквозило безнадежное отчаяние зависшего компьютера, не способного примирить несколько конфликтующих программ. На том побочные построения рассеялись, очевидно, заблокированные предохранительным автономным механизмом стабильности базовой системы.
Теплая черная ночь. Две одинокие ступни идут вперед. Шелест трав и сиплое шарканье подошв по наждачному асфальту. Колина рука за пару секунд до звонка тянется в карман за телефоном.
– Алло…
– Коль, что с тобой происходит? Я ничего не понимаю. Мне страшно за тебя. Неужели ты не видишь, что тебя просто зомбировали эти вонючие придурки, а? Ко-ля? Не молчи, слышишь? Ко-ля? Але? Ты здесь? Але?
– Здравствуй, Мария…
– Привет…
– По-моему, ты немного не в себе. Ты выпила, а это не ускоряет решение имеющихся у тебя вопросов…
– Коль, да причем здесь это-то, да все это фигня, ты сам-то неужели не врубаешься, что стал марионеткой этих долбанных сектантов, ты… ты сейчас где, а?