Сквозь щели в досках двери, в крыше и в других местах проникал свет, и в сарае было почти светло.

«Подумаешь, закрыли! Ну, й шо!» – подумал я и полез в свой угол, где лежали мои сокровища. Я надел на себя противогаз, а сверху каску и решил так всех напугать, когда меня откроют.

Через час мне стало скучно так сидеть перед дверью, и я снял с себя сначала каску, а потом походил немного снял и противогаз. А главное, я только сейчас начал понимать, вспоминая все Катины крики во дворе, что выпустит меня немец только завтра. Ведь ключ то он забрал. Это я точно в щель видел.

Я обошел все углы и обшарил все стены. Нигде не было даже намека на лазейку. Тогда я полез наверх. Там в одном месте на балки были набиты перекладины. Это был насест для курей. Насест то был, а курей давно немцы съели. Через крышу лезть я не решился, так как баба Катя давно говорила, что ее надо починить и вообще она еле дышит. Поэтому, если я ее разорю, когда полезу, то мне попадет больше, чем от десяти Куртов.

Время шло, а я все еще никак не находил места, где вылезать. Уже сереть начало. Я залез на верхние балки и стал разглядывать все сверху. Вон внизу отгороженный угол для поросенка. Его тоже Курты с Фрицами съели.

А у поросенка пол был «дощаный». Вон одна доска просела и посередине ее трещина. И тянется доска аж до двери. О! А внизу дырка светится. Ее специально сделали, чтоб куры через нее проходили со двора или во двор. Проверил дырку – рука в нее пролазит, а голова нет. И вроде куры раньше большие были, а дыра почему-то маленькая. И как они пролазили?

А так как они часто лазали туда – сюда, то в земле образовалась выемка. Стал ее разгребать, а там пыли и мусора не на один совок хватит. Выгреб я этот мусор руками – ямка стала глубже, и дыра как будто увеличилась.

Тогда я в сарае нашел острую палку и начал ковырять ею землю. Наковыряю – выгребу, наковыряю – выгребу и так много раз. Примерился – голова стала пролезать. Только дальше никак. Край ямки мешал. Так я и не заметил, что в сарае совсем стало темно. Я сел передохнуть и осмотрелся.

Чернильной темнотой смотрели на меня стены сарая, а наверху и в углах что-то шуршало. «Наверно мыши», – успокаивал я себя, отгоняя страх. Я чувствовал, что глаза мои от напряжения просто вылазят из орбит, чтобы что-то увидеть в этом мраке.

Кроме дыры, сереющей в этой темноте, я ничего не видел. И мне казалось, что там, где-то в темноте кто-то есть. И тогда, чтобы отогнать эти страхи я снова и снова кидался к спасительной дыре и лихорадочно ковырял и ковырял землю палкой.

Я рыл теперь в основном в длину. С моей стороны и, сколько доставал, со стороны двора. Наковыряю – выгребу, наковыряю – выгребу. Вскоре получился как бы маленький окопчик. Лег я в него на спину и пролез сначала руками и головой, а затем, качая из стороны в сторону попой и упираясь локтями о край ямы, вылез весь во двор.

«Ура! Я на свободе!» – прокричал я это в уме, чтоб не разбудить кого-нибудь. Затем за сараем в крапиве спрятал мою спасительницу палку, засыпал почти наполовину лаз землей, свежую землю присыпал пылью и пошел к окошку, где спала баба Катя. Я потихоньку постучал. Она испугано глянула, зажала рот руками и быстро побежала открывать дверь.

– Витька, хто ж тэбэ выпустыв? – спросила она.

– Та я сам выйшов!

– Та там же замок!

– Ну й шо!

– Як шо?

– Та ты шо, та шо? Ты шо не радиешь мэни?

– Ой, шо ж тэпэр будэ? Шо ж нам тэпэр нимець скажэ?

– Баба Катя, та я спать хочу, а ты мэни шо, та шо!

– Так ты хоть умыйся! Ты ж там як свыня вымазався!

– Так мэни шо? Похрюкать!

– От, я тоби зараз як хрюкну! Йды вжэ!