– Вы что творите! – на ломаном русском выкрикнул он.
– Да ты знаешь русский? А чего врал мне и на английском лопотал? – Тимур похлопал Ли по плечу, но тот брезгливо сбросил его ладонь.
– Вы мне не тыкайте! Кто вы такой, чтобы тыкать мне?!
– Ли, у тебя что, после вспышки шарики за ролики заехали? Что с тобой приключилось? – обеспокоенно спросил Чернов, прикладывая ладонь к вспотевшему лбу писателя.
– Какой я вам еще Ли? – возмущенно воскликнул писатель. – Меня зовут Джин. Джин Пайк!
– Стоп, ты совсем меня запутал. Вы, узкоглазые, все для меня на одно лицо. Хотя погоди, на тебе такая же одежда, как и у него. А это вот что? Чья это книга? Кто ее написал? – и он взял с сиденья «Зиму» и сунул ее в руки Ли.
– Ли Гуаньчжун, мой друг, – вяло ответил Джин.
– А где этот твой друг? – удивленно вскинул брови Чернов.
– Он скоро подойдет, – с какой-то странной интонацией произнес Джин.
– Ну ладно, допустим, а чего ты докопался-то до меня?
– Вы освободили преступника! Бандита! Зачем вы это сделали?
– Сейчас увидишь, – с ухмылкой произнес Тимур и толкнул Комарова на сиденье возле иллюминатора. – Так ты знаешь Дубровину Ларису? – сурово спросил он заключенного, облокачиваясь на спинку его сиденья.
– Ну допустим, – со смехом и без малейшего страха во взгляде ответил Андрей.
– Когда вы с ней общались в последний раз? – лицо Тимура побелело от гнева.
– Да уж и не припомню, – без тени смущения произнес Андрей. – Давненько. А ты ее муж что ли?
– Не твое собачье дело! – взвыл Тимур и занес над ним кулак, но Джин тут же перехватил его руку.
– Прекратите!
– Джин, Ли или как там тебя, иди книжку пиши, у тебя это хорошо получается. А в наши разборки не лезь и дурачком не прикидывайся. То он Ли, то он Джин, то он знает русский, то не знает…
– Нашли повод! – зашипел Джин прямо ему в лицо. – Учинять дебош в самолете из-за женщины! Да вас посадят, вы этого добиваетесь?
– Плевать! – Тимур оттолкнул Джина, но тот ухватился за спинку соседнего кресла и устоял на ногах, а затем сам заломил руку Тимура за спину.
Тот охнул и удивленно уставился на ставшего вдруг таким ловким размазню-писателя.
– Я ведь тоже в некотором роде военный. Бывший. Служил несколько лет в корейских авиационных войсках и начальной подготовкой владею.
– Ты? Да хорош языком молоть, какая в Южной Корее армейская подготовка! Там одни натовские амбалы строем шагают, усиленно делая вид, будто это не они продули вьетнамцам, – и Тимур громко расхохотался, освобождая заломленную руку.
– В Северной, – осторожно поправил его Джин.
– Постой, ты же мне говорил, что ты из Южной Кореи. Ты опять путаешься в показаниях!
– Это вы что-то путаете, – покачал головой Джин. – Из Южной Кореи Ли, а я – из Северной.
– Ну извини, брат, – нахмурился резко Тимур, – не повезло тебе.
– Нет-нет, не извиняйтесь! Не за что тут извиняться, я не стыжусь своей Родины, хотя, да, уже привык, что люди шарахаться начинают, когда узнают, откуда я родом. Словно я прокаженный какой-то. То есть мы прокаженные…
– Так ты точно не Ли? – с сомнением воззрился на него Тимур, опускаясь в кресло и почесывая лоб. – Или кто из нас двоих сходит с ума?
– Меня зовут Джин, – тихо, но твердо повторил кореец, и Тимур непонимающе покачал головой.
– А с Ли вас как судьба свела? Писатель мирового уровня из Южной Кореи и бывший солдат из КНДР – что вас связывает-то? Что за дружба у вас такая, что в поездки куда-то вместе летаете?
– Ну, это долгая история, – замялся Джин и опустился в кресло Ли.
Все это время Комаров с большим интересом наблюдал развернувшуюся перед ним сцену, а потом вдруг ни с того ни с сего произнес: