«Давайте откажемся от взаимных обвинений и упреков».
«Прошу не применять в отношении меня и моей команды подобных фраз. Я бы хотел продолжить переговоры в режиме диалога, а не монолога. Вы готовы?»
Да, жестко. Но это тот язык, который многим людям понятен. Так, генерал, когда уже был обезоружен, услышал от меня:
– Геннадий Иванович, я с уважением отношусь к вам, но не буду принимать безосновательные обвинения, это приведет наши переговоры в тупик. Если вы готовы договариваться, то предлагаю отказаться от взаимных упреков и перейти к обсуждению. Я готов, а вы?
2. Более мягкий вариант: берем вину за эскалацию на себя
«Жаль, что я не смог до вас донести свою основную мысль. Я хотел бы это сделать по-другому».
«Я неправильно выразил свою мысль, перефразирую».
«Я не учел, что могу задеть вас своей фразой, давайте начнем сначала».
Суть: берем огонь на себя и не обвиняем оппонента.
Так в диалоге с женой муж мог бы сказать: «Маша, я неправильно выразил свою мысль о стоимости елочек. Конечно, для меня важно то, как выглядит наш дом, но согласись, для семьи важно и поехать в отпуск, и собрать сына в школу. А кормить продавцов воздуха мы же не хотим? Давай обсудим все варианты».
Вывод: Вкладывайте в «открытые уши» нужную и правильную информацию прямо и четко.
Вернемся к моему телефонному разговору с банком о кредите. Я не дал рою пчел себя захватить и сказал резко:
– Так. Давайте остановимся.
Мой оппонент молчал. Я понизил голос и продолжил:
– Мне не очень приятно выслушивать обвинения в свой адрес, тем более что они беспочвенны. Я слышу эту информацию впервые.
Мой оппонент попытался оправдаться и начал мямлить. Я его остановил:
– Информация неприятная, согласен. А в чем помеха? У бухгалтера какая статья была?
Ответ меня поразил:
– Слушай, сам не понимаю до конца. Давай ты выяснишь все и тогда, думаю, решим. Прости за реакцию, но пойми меня тоже…
И мы продолжили работу, и все было решено.
Урок от Екатерины II (1729–1796)
В 1758 году был арестован граф Бестужев – угроза нависла над Екатериной. Она и без того была не в почете у правящей императрицы, Елизаветы Петровны, да и муж, Петр III, ее не любил. Но после того как Елизавета заподозрила в нелояльности Бестужева и Апраксина, с которыми Екатерина вела переписку, будущая императрица фактически оказалась в положении пленницы, которую не выпускали из собственных покоев, и у которой не было ни единого шанса выйти в общество.
Екатерина описывает в мемуарах, как в очередной раз поругалась с Петром, и тот запретил подавать ей кареты для поездки в комедию. Распоряжение пришлось выполнять графу Александру Шувалову. Тогда Екатерина пригрозила рассказать Елизавете о том, что ей препятствуют в перемещении и лишают «счастья видеть Ее Императорское Величество». И непременно упомянуть, что Шувалов в этом пособничает. Ее решительный тон испугал графа, и кареты в тот день были поданы.
Екатерина же решила во что бы то ни стало добиться личной встречи с императрицей. Она подготовила письмо о своем положении и добавила просьбу отпустить ее к матери. Писать решила по-русски и сделала текст очень трогательным. Шувалов был вынужден не только передать письмо, но и содействовать ее встрече с императрицей, а также просить Петра мягче относиться к жене.
На встрече с Елизаветой и Петром Екатерина первым делом повторила просьбу отправить ее к родне. Императрица встретила ее словами:
– Как вы хотите, чтобы я вас отослала? Не забудьте, что у вас есть дети.
– Мои дети в ваших руках, и лучше этого ничего не может быть: я надеюсь, что вы их не покинете.
Далее разговор шел скорее в раздражении. Петр злился и делал все, чтобы очернить жену, всячески поливал ее желчью. Екатерина держалась достойно и не реагировала на его каверзные реплики, отвечала лишь на вопросы императрицы, как бы ни гневался муж.