Бурная погода задержала нас на некоторое время у Лофотенов, так что только 3 июля мы прибыли в Тромсё. Дальнейшее наше путешествие задержалось на неделю из-за некоторых необходимых дополнений в снаряжении судна.

В корабле начиная с Бременхафена показалась течь.

В Тромсё корабль был исследован водолазами, разгружен, починен и снова загружен. Мы пополнили наши угольные запасы, на борт приняли норвежскую промысловую лодку и гарпунера, капитана Эллина Карлсена.

6 июля мы получили последние вести из Австрии, письма и газеты. Получен был также изданный русским правительством указ, изготовленный в двух экземплярах для Вайпрехта и меня на случай нашего разделения. Этот документ должен был сыграть большую роль в случае потери нами судна и возвращения через Сибирь. Такой исход нашего путешествия был вполне вероятен, если учесть огромную протяженность труднейшего Северо-Восточного прохода.

Пока лейтенант Вайпрехт заделывал течь, некоторые из нас поднялись на скалистую вершину, возвышающуюся над лабиринтом фьордов Тромсё. Это восхождение было совершено с целью сравнения наших анероидов с ртутным барометром. Лапландец Дилкоа был нашим проводником.

Как ни необходимо было нам получить сведения о состоянии льдов в этом году, однако в данное время мы не могли их добыть, так как еще ни один из китобоев не вернулся с мест ловли на севере.

В воскресенье утром 14 июля мы покинули эту тихую маленькую столицу Севера. Пассажиры гамбургского почтового парохода, заходившего как раз в это время в гавань, приветствовали нас долгими криками. Мы двинулись под парами по узким каналам мимо скал Санде и Рисе по направлению к открытому морю. За лоцмана служил нам капитан Карлсен. При выходе из шхер нашел туман и закрыл собой грандиозную скалу Фугле. Здесь мы погасили огонь в машине и подняли паруса.

Началось последнее короткое морское путешествие, которое суждено было совершить «Тегеттгофу». 15 июля мы шли под парусами мимо берегов Норвегии на север. 16 июля показался в далекой синеве Нордкап.

Уже несколько недель подряд неблагоприятные ветры тормозили наш путь. Волнение не прекращалось. 23 июля, благодаря вдруг наступившему падению температуры и туманной, дождливой погоде, мы поняли, что близок лед, ожидавшийся много дальше к северу. Действительно, 25-го вечером на 74°15′ с. ш. при 0,2 °R[32] в воздухе и 1° в воде мы впервые увидели его. Лед был благоприятно расположен, так как северные ветры последних дней разбили его на отдельные полосы. Кромка его представляла собой, таким образом, полнейшую противоположность той сплошной ледяной стене, которую мы встретили в 1869 году у Гренландии и в 1871 году к востоку от Шпицбергена.

Озадаченные южным положением льда, мы утешали себя тем, что имеем дело не с плотными массами льдов, а со скопищем льдин, которые, возможно, попали сюда из Карского моря через Маточкин Шар. Однако очень скоро мы убедились, что находимся в настоящем Ледовитом море. Было ясно, что условия плавания в 1872 году изменились по сравнению с предыдущим годом в самую неблагоприятную сторону. Уже накануне лейтенант Вайпрехт велел закрепить на грот-мачте бочку. Теперь она стала непрерывным местопребыванием вахтенных офицеров.

26 июля, в то время как мы продолжали наш северо-восточный курс, лед стал плотнее, оставаясь пока еще проходимым. Нигде не было видно тех сплошных полей льда, которые нас встретили у гренландского восточного побережья и огромная опасность которых для мореплавателя была отмечена еще Литке.

Температура воздуха и воды резко упала. В течение следующих двух недель она держалась почти постоянно ниже точки замерзания, одинаково днем и ночью.