Гриша сверился с иллюстрациями в книжках и понял, что не хватает многого. Требовался еще, как минимум, красный бархатный камзол, черная треуголка и потертые шаровары с лампасами. Огромные мятые ботфорты совершенно неожиданно нашлись в сарае, правда, отец почему-то упорно называл их кирзовыми сапогами. Гриша экспроприировал их для нужд пиратской деятельности. Но где взять остальную амуницию? Ни у одной другой куртки, даже у парадного маминого пальто, не нашлось красной бархатной подкладки, так что с мечтой о камзоле пришлось расстаться.

Оставалось еще разжиться саблей и пиратским попугаем. Попугая мама отказалась покупать наотрез, к тому же выяснилось, что в соседнем райцентре можно приобрести в лучшем случае волнистого попугайчика. Волнистый попугайчик не мог удовлетворить пиратских потребностей. Даже если научить его кричать: «Пиастры! Пиастры!», он все равно будет выглядеть как-то несолидно. Гриша решил, что попугая он всегда сможет поймать на одном из тропических островов, когда придет время прятать там награбленные сокровища.

Гораздо хуже обстояло дело с пиратской саблей. Поначалу Гриша хотел сделать саблю из отцовского спиннинга. Если отломать от него метр или около того, получилось бы почти то, что надо. Да, конечно, обломком спиннинга невозможно проткнуть противника, как свинью, но ведь это не главное. В одной книжке плененная герцогиня так и сказала доблестному флибустьеру: «Главное, мой пират, не размер твоего клинка, а мастерство, с которым ты им орудуешь!»

Однако потом самая настоящая сабля обнаружилась у друга Вовки, ее подарили Вовке на прошлый Новый год. Гриша осмотрел саблю, она оказалась в сто раз лучше спиннинга, пластмассовая. Точно такая же была в свое время у пирата по кличке Черная Борода. Гриша объяснил Вовке, где у сабли клинок, а где – цевьё, а потом разрешил ему присоединиться к экипажу.

– Посвящаю тебя в пираты, – сказал он, ударив Вовку саблей по плечу.

Вовка хотел быть рулевым, но Гриша сказал, что для этого у Вовки маловато пиратского стажа, и предложил ему место юнги. Они поспорили и в конце концов сошлись на главном боцмане.

Теперь у Гриши был экипаж. Грише хотелось начать карьеру флибустьера незамедлительно, но очередную свинью на его пути подложила география. Деревня Антоновка стоит не на морском побережье, а всего лишь на скромной речке Киржатке. Вывести в Киржатку каравеллу или, упаси боже, фрегат, представлялось невозможным. Да и куда плыть по Киржатке? Кого прикажете тут грабить? Испанцев? Англичан?.. Гриша расспросил дедушку, оказалось, что испанские каравеллы отродясь не заплывали в воды Киржатки, видимо, дурная слава этих берегов была им хорошо известна. Правда, можно было взять на абордаж баржу с гравием или, на худой конец, захватить форт Большие Кизяки (семь километров на зюйд-зюйд-вест от Антоновки), но где здесь шик? Грише хотелось размаха.

Судьбу морского пиратства на Киржатке решил случай. На Моховой улице строили дом, несколько пустых деревянных поддонов из-под кирпичей остались беспризорными. Гриша увидел их и понял, что фортуна подкидывает ему шанс и он будет круглым дураком, если не воспользуется им. Он помчался к Вовке, вдвоем им удалось всего за пару часов доставить четыре поддона к берегу. Вовка захватил из дома два десятка некондиционных кривых гвоздей, молоток и кусок алюминиевой проволоки, с их помощью поддоны были скреплены между собой. Получился полностью готовый обломок кораблекрушения.

– Это будет трехмачтовый гальюн, – объявил Гриша.

«Гальюн» нарекли «Испаньолой». Он лежал на берегу, метрах в двух от воды, и был, несомненно, самым грозным из всех пиратских судов, когда-либо лежавших так близко от киржаткинских волн. Оставалось только дождаться прилива, чтобы спустить корабль на воду. Пираты взобрались на борт, в этот момент выяснилось, что они расходятся во мнении, какой конец судна следует считать носом, а какой – кормой. Гриша бросил в воду щепку, она поплыла направо.