Стояла середина лета и так же как в прошлые годы река обмелела, что сказалось на количестве получаемой электроэнергии. Свет в Полисе теперь давали по часам, но для Барыни и казино делали исключение. Помимо ГЭС вырабатывали электричество ветровые генераторы и солнечные панели, а местные инженеры самоучки, которых называли Кулибиными, ставили их туда, где прерывать процесс было нельзя. Для Полиса такими были больница, хладокомбинат, где летом хранились запасы на зиму и местный банк.
Ватаги металлистов обследовали окрестные земли, привозя в Полис подводы с цветным металлом и железом. То, что плавилось легко шло на выплавку нужных городу вещей. Плавили металл при помощи электричества, как правило, по большой воде, но даже тогда на это уходила вся вырабатываемая ГЭС энергия и в этот раз исключений уже не делали. То что расплавить не получалось, разрезали, сваривали или обрабатывали ковкой.
Союзные Дома всерьёз задумались о хождении в Корпорации единой денежной единицы – Нового Русского Рубля и даже сделали первый шаг на пути к этому во взаиморасчётах. В подвалах Полиса был аналог хранилища Центробанка, где каждый город держал имевшие ценность вещи, будь то растерявшие свою изначальную стоимость золото и драгоценные камни, оружие, технологии или героин – в общем, всё что, обеспечивало денежной единице ликвидность.
Эти хранилища были самым ценным, из всего, что имелось в этом новом мире и поэтому за ними велось круглосуточное наблюдение и учёт. Когда баланс хранящегося добра оказывался критическим, расчёты новым рублём больше не принимались и люди возвращались к обычному обмену одного на другое.
Выплавка новой денежной единицы происходила из старых монет; на реверсе красовалась голова мифической медузы Горгоны, символизирующей новое время эпохи коронавируса, а на аверсе была выдавлена цифра. Самые дорогие, номиналом в тысячу новых рублей чеканились из платины и были настолько редки, что использовались лишь для взаиморасчётов между главами Домов, пятисот рублёвка лилась из золота с приличным добавлением меди и была почти красной, ниже достоинством шли монеты из латуни и алюминия.
Солдаты пограничной стражи, отбыв на границе положенные три месяца, недавно вернулись домой. Каждый город давал своих рекрутов, и Полис не был исключением. Девяносто дней на границе цивилизации превращали солдат в обросших, одетых в звериные шкуры бородачей, больше похожих на лесных разбойников. С формой не было проблем – старых запасов хватало ещё на долгие годы, но был в этом какой-то первобытный шик – носить одежду из шкуры добытого тобой зверя, и чем крупнее и опасней был зверюга, тем выше ты котировался в глазах сослуживцев. Полис выделял им из бюджета хорошие деньги, которые выдавались на руки в день возвращения и уходили почти сразу в заведениях Барыни. Не видевшие ничего кроме леса молодые мужчины отрывались по полной и выходили из казино, лишь, когда больше нечем было платить.
Задачей пограничников была не только охрана территории, установление столбов с натянутой колючей проволокой, а и фильтрация людей желающих попасть на территорию Семи Городов, ютившихся в теплое время года в импровизированных поселениях у односторонних пунктов пропуска. В отличие от мегаполисов смертность на отвоёванных у Пустоши землях не была плановой и как ни старались главы поселений, всё ещё превышала рождаемость. Люди умирали от болезней, старости, ран и травм, заканчивали нелёгкую жизнь самоубийством, а пополнялись лишь поездами с изгоями из Москвы, среди которых не каждый мог ужиться на новом месте или принести ощутимую пользу. Задачей пограничных застав было отсеять бесполезных для социума людей и ввести в него тех, кто мог помочь новому государству в решении первоочередных задач.