Дальнейшее произошло очень быстро, но, как потом выдал из памяти включившийся на полные обороты мозг, было все примерно так: дверь перед ним резко открылась, и из нее выскочил человек с выставленной вперед рукой, в которой был зажат нож; еще при начале открывания двери, увидев это, Седов так же автоматически начал поворачиваться обратно, налево, так и держа светильник в правой руке на уровне груди, а ладонью левой прикрывая его огонек от сквозняка; нож этого человека (ладонь, прикрывающая свет, не давала разглядеть того в темноте) ткнулся чуть ниже левой части грудной клетки Николая Федоровича, но, за счет поворота туловища, сначала ушел немного под углом, а потом уткнулся во что-то; локоть Седова, завершающего поворот, на самом излете столкнулся с головой неизвестного (тот был значительно ниже ростом) с каким-то костяным звуком; человек от удара отлетел к косяку двери и впечатался в него головой, тут звук получился уже деревянный, и по этому косяку съехал на пол; от удара (скорее, тычка) Николай Федорович отшатнулся назад, чуть не наступив на ногу только выходящему из горницы Ефиму; нож, который незнакомец, падая, выпустил из рук, вывалился из одежды Седова, с характерным железным бряком упав на пол.
Как мы сказали, вся эта цепочка стуков и бряков (почему-то именно звуки хорошо запомнились Николаю Федоровичу, может, потому, что все происходило в тишине и при малом освещении от огонька светильника, да еще прикрытого рукой) прошла за две-три короткие секунды. Тут Седов немного подвис, осознавая, что, собственно, сейчас произошло, зато бывший у него за спиной Ефим, как оказалось, даже с плохим освещением видел всю картину, и, не успев выйти в коридор, практически с порога, издал какой-то возглас остальным, то ли «сюда!», то ли «скорей!» – вот этого они потом оба не вспомнили. Первым из комнаты выскочил Гридя, моментально срисовал все взглядом, спросил у Седова – цел? И, получив в ответ вялый кивок, взяв у него из рук светильник, нырнул в другую комнату. Тут вышел, оттеснив Ефима (дверной проем вообще был нешироким, на местных), Семен, тоже осмотрел все, и, подхватив лежащего на полу неизвестного, потащил его в комнату. А Гридя сразу вернулся обратно, неся в одной руке светильник, а в другой – один из их баулов. Видно было, что тот распотрошен, а один из ремней-застежек – разрезан.
Остановившись в коридоре, Гридя еще раз огляделся и коротко скомандовал:
–Ефим, прибери нож и давай внутрь! Старче, не стой столбом, тоже заходи!
И, проследив, что эти двое его вяло послушались, тоже зашел в горницу. К этому моменту князь успел только встать со своего места, а сидевшие на дальней стороне стола Федор и корабельщики и того не успели.
–Что?… – спросил князь у Гриди.
–Да вот, старца нашего чуть не зарезали – своим бесстрастным голосом ответил тот.
–Старче?! – повысив голос повернулся к нему князь.
–Я вышел в коридор, а там сквозняк… я повернулся, глянуть… а тут дверь открывается, и он мне ножом сразу – тык… а я поворачивался как раз, и локтем-то ему в голову и того… с поворота… а он об косяк, и на пол… а тут Гридя…
Простим нашему герою такой рассказ. Не каждый день тебя режут, кто понимает.
–Да ты ранен, что ли?!! – еще тоном выше продолжал князь – Гридя!!
Тот сделал шаг к Седову, и поднеся светильник к его левому боку, спокойно сказал:
–Крови нет.
Здесь все немного смешалось, Николая Федоровича подтащили к столу, стали вертеть и ощупывать, но очень быстро выяснилось, что прорезана (или, скорее, пропорота) только поддевка, а нож не достал до тела, уткнувшись в кошелек, лежавший во внутреннем кармане.