В доме на Поварской уже более 30 лет несколько художнических ателье не только существуют, но и образовали со временем неформальное течение, которое условно можно назвать Школой «Поварская, 20». Здесь, по словам самого Бориса, основной составляющей является «скорее пластическая, нежели концептуально-сюрреалистическая линия». Подобные объединения «по интересам» возникали как насущная необходимость в узловые моменты развития культуры. Их история идет от Салона мадам де Сталь до редакции журнала Гийома Аполлинера, более родственным аналогом представляется знаменитая петербургская «Башня» Вячеслава Иванова.

В 1990-х гг. Мессерер работал главным художником МХАТа имени А. П. Чехова. Вообще же за более чем 30-летнюю жизнь в театре он оформил свыше 100 спектаклей в театрах Москвы, Ленинграда, других городов России и Восточной Европы, успел много и результативно поработать с крупнейшими российскими и зарубежными режиссерами разных поколений, среди которых О. Ефремов, Б. Покровский, А. Эфрос, А. Гончаров, В. Плучек, В. Чабукиани, Г. Волчек, М. Захаров, А. Алонсо и многие другие.

В 1999 г. Борис вновь работал с Большим театром. В балетной постановке «Конек-Горбунок» на музыку Р. Щедрина художник создал великолепный образец современного декорационного оформления спектакля – в виде развернутого по всему объему сценического пространства «лоскутного одеяла», собранного из сотен фрагментов разнообразного рисунка, формы и цвета, в том числе и из перьев Жар-птицы. Помимо балетных спектаклей в Москве Борис оформил оперу «Пиковая дама» в Лейпциге, балеты «Клоп» и «Левша» в Мариинском театре оперы и балета Санкт-Петербурга.

Одновременно Мессерер – своеобразный живописец и отличный декоратор, полотна и графика которого сродни театру. В 2002 г. в Москве проходила выставка его работ, выполненных в новой технике станковой графики. В основном это двухметровые офорты, изображающие содержимое старых чуланов: бутылки, керосиновые лампы, пилы и ножовки. Эти «персонажи» повторяются из работы в работу, меняются только их расположение и количество. Такой однообразный подход к натюрморту вызывал у неподготовленной публики некоторое недоумение.

Но если располагать хоть какой-нибудь информацией о художнике, то многое становится понятно. Целью своего творчества он считает «преображение обычных вещей», и с этой точки зрения стаканы и ножовки являются для него не просто хламом, но героями картин, в которые нужно долго вглядываться, чтобы распознать их жизнь, ритм, мелодию и тому подобные «высокие ипостаси», доступные только «особо творческим личностям». Рядовым зрителям эта информация тоже полезна, потому что без нее они просто ходят и наблюдают, что на всех картинах изображены «пилы и бутылки». А с ней – начинают искать смысл в том, отчего там три бутылки, а здесь – больше; и отчего на одной картине пила стоит, а на другой – лежит. Через какое-то время зритель начинает чувствовать и ритм каждой композиции, и ее атмосферу, и уже никому в голову не придет сказать, что все работы одинаковые.

Жена знаменитого художника продолжает писать стихи, а недавно принялась за прозу. Произведения «смотрятся» необычайно элегантно, поскольку Белла в прозе, как, впрочем, и в поэзии, выше сюжета ставит тонкость языка. С 1977 г. Ахмадулина является почетным членом Американской академии искусств и литературы, а в 1989 г. ей, убежденно антиполитическому поэту, была присуждена Государственная премия СССР.

Сегодня Белла не любит выступать перед публикой, считая это привилегией эстрадников. Но если под настроение читает, то – неподражаемо. К своей популярности Ахмадулина абсолютно равнодушна. Кроме того, она до сих пор пишет стихи ручкой, игнорируя модный ныне компьютер, листочки складывает на подоконник и тут же о них забывает. Борису приходится ходить за ней по пятам и прятать рукописи в более подходящем месте. Не так давно он «совершил подвиг» – издал трехтомник ее стихотворений: «Многие стихи раньше печатались в журналах, не доступных широкому читателю. Сколько трудов стоило найти посвящения, которые Белла писала людям на обрывках листочков, салфетках!»