Цезарь же, взволнованный встречей с прорицателем, дурными предчувствиями и дурными предзнаменованиями, напротив, долго не решался войти в сенат. Брут и некоторые другие заговорщики, скрывая волнение, исполняли свои повседневные обязанности и разбирали судебные дела. Брут, как обычно, выносил обдуманные и взвешенные решения, словно ничего больше в данный момент его не беспокоило.

Время шло. Цезарь не появлялся. И тут прибыл кто-то из домашних Брута с известием, что Порция умирает. Несмотря на это известие, он не покинул сенат, зная, что жена одобрила бы его решение. К счастью, оказалось, что Порция просто потеряла сознание от волнения и вскоре пришла в себя. Бруту же сообщили только о первом из событий.

В конце концов, поддавшись на уговоры еще одного заговорщика, Цезарь все же вошел в курию, Марка Антония, согласно уговору, отвлекли у входа в портик. Заговорщики окружили Цезаря плотным кольцом.

К нему обратился некто Туллий Кимвр с прошением помиловать находящегося в изгнании брата. Когда Цезарь отказал, Туллий сорвал с его плеч тогу, что было условным сигналом для начала нападения. Другой заговорщик, Каска, нанес Цезарю удар в плечо сзади. «Каска, злодей, да ты что?» – закричал Цезарь, но тут на него со всех сторон посыпались удары. Цезарь как мог отбивался от врагов, но, увидев среди нападавших Брута, прекратил сопротивление, натянул край тоги на голову и подставил тело под удары. Согласно легенде, он произнес свои знаменитые слова: «И ты, Брут» (по другим источникам, «И ты, дитя мое»), но доподлинно это не известно.

После похорон Цезаря заговорщикам пришлось покинуть Рим, ибо заговор не достиг своей цели. Да, Цезарь был убит, однако восстановить республику не удалось, и вскоре к власти пришел второй триумвират, в который вошли Марк Антоний, Октавиан Август и Ледип.

Заговорщики тем временем собрали целую армию, в чем им помогли города Греции, Малой Азии и Сирии, некоторые – добровольно, некоторые – по принуждению. В состав войска вошли также бывшие солдаты и военачальники Помпея. Что касается их противников Марка Антония и Октавиана, то они, в свою очередь, тоже собрали войско для борьбы с республиканцами.

Решающие битвы произошли в Македонии на Филиппийских полях через два с лишним года после убийства Цезаря. Никогда еще до этого такие большие силы римлян не сражались друг против друга. Противники выстроились таким образом: против Октавиана стоял со своими войсками Брут, а против Антония – Кассий.

Перед самой битвой между союзниками произошел следующий разговор. Кассий сказал: «Я хочу, чтобы мы победили, Брут, и счастливо прожили вместе до последнего часа. Но ведь самые великие из человеческих начинаний в то же время имеют самый непредсказуемый исход, и если битва решится вопреки нашим ожиданиям, нам нелегко будет свидеться снова. Так скажи мне теперь, что ты думаешь о бегстве и смерти?» Брут ответил: «Когда я был молод и неопытен, Кассий, у меня каким-то образом – уж и сам не знаю как – вырвалось однажды опрометчивое слово: я порицал Катона за то, что он покончил с собой. Мне представлялось и нечестивым, и недостойным мужа бежать от своей участи, не претерпеть бесстрашно все, что выпало на твою долю, но скрыться, исчезнуть. Теперь я иного мнения. Если бог не судил нам удачи в нынешний день, я не хочу подвергать испытанию новые надежды и новые приготовления, но уйду с благодарностью судьбе за то, что в мартовские иды отдал свою жизнь отечеству и, опять-таки ради отечества, прожил еще одну жизнь, свободную и полную славы». Кассий улыбнулся, обнял Брута и произнес: «Что же, с этими мыслями – вперед, на врага! Мы либо победим, либо не узнаем страха перед победителями».