– Приятного аппетита, – с улыбкой желает нам официант и удаляется.

– Мишель, подними голову, – тихо просит Ник.

Упрямо игнорирую его, раскладывая салфетку на коленях. Затем втыкаю вилку в лист салата и пробую его на вкус.

– Крошка, я не хотел тебя оскорбить. В мои планы не входит спорить с тобой или же унижать. Наоборот, я хочу подарить тебе заботу, в которой ты нуждаешься. Я понимаю, что ты воспринимаешь все мои слова в штыки, и в силу своей неопытности ты потеряна. Но я дам тебе время, ты сможешь узнать меня ближе, если захочешь. Этот разговор останется только между нами. К тому же я ничего не буду делать против твоего настоящего желания, которое вижу.

От этих слов я поднимаю голову и упираюсь в бархатную бездну глаз.

– Ты ошибаешься, – тихо произношу я, опуская взгляд на его темно-синий галстук в черную полоску. – Ты не знаешь меня, и я…

– И вновь лжешь, – властно перебивает он меня. – Мы пока оставим эту тему, а то ты опоздаешь на занятия. Принимайся за еду.

Не хочу есть, не хочу сидеть с ним за одним столом, только скрыться от него, от этих цепких лап, потому что интуиция сжимает мое сердце и я не могу ровно дышать. Но лучше быть занятой обедом, чем разговором с ним.

Ник сделал прекрасный выбор, я наслаждаюсь едой и тишиной. Он исподволь наблюдает за мной, ожидая моего прокола или взрыва. Не подарю ему этого. Как только вернет меня в университет, попрощаюсь с ним, как и намеревалась.

Парадокс: он пугает меня своей настойчивостью, и я понимаю, что мне это нравится. Мои защитные барьеры с громким треском ломаются, и это плохо, это чертовски плохо.

– Расскажи мне о себе, – нарушает он тишину, когда я откладываю приборы.

– Ты и так все знаешь, – бурчу, беря бокал с водой. Откуда он знает, что я пью именно воду с лимоном?

– Мишель, хватит дуться. Ты хочешь быть взрослой, так не веди себя как ребенок. Я задал вопрос, ты отвечаешь. Это у нормальных и воспитанных людей называется диалог, – с расстановкой объясняет он, как отсталой. Посылаю ему раздраженный взгляд, а его идеальные губы растягиваются в улыбке.

– Я тоже задавала тебе вопросы, но ты их проигнорировал, – упрекаю его.

– Я отвечу на них, обещаю, только всему свое время, крошка. – Он продолжает улыбаться.

Черт, я снова пялюсь на его губы, а затем глубоко вздыхаю и перевожу взгляд на свои пальцы, играющие с ножкой бокала.

– Что ты хочешь знать? – сдаюсь и вопросительно смотрю на него.

– Чем ты живешь? Что ты любишь? Как проводишь свободное время? – подсказывает он, и я начинаю хмуриться, обдумывая свою речь.

– Ты копался в моих данных? – неожиданно даже для себя спрашиваю я.

– Да, – без тени стыда отвечает он.

– Тогда ты знаешь дату моего рождения, мою группу крови, кто мои родители, мою сестру ты видел, где я учусь, тоже для тебя не новость. Люблю фотографировать, в шестнадцать подруга подарила мне фотоаппарат, и я увлекалась этим, обожаю портретную черно-белую съемку… – Вспоминая хобби, я улыбаюсь, и Ник ободряюще отвечает мне тем же.

Я уже чувствую, что напряжение отпускает меня, и могу свободно говорить с ним о своей жизни.

– Почему именно черно-белую? – интересуется он, потягивая апельсиновый сок.

– В ней есть таинственность, некая недосказанность, и мне нравятся оттенки серого, ведь на фото присутствуют только два цвета: черный и белый, а остальное – это производные. И удивительно, насколько их много, изображение становится чем-то большим, чем обычный щелчок фотоаппарата. И когда я пересматриваю такие фото, будь то человек или природа, это как будто… знаешь, воспоминание, имеющее свою историю, она живая и реальная. У нее есть продолжение, есть прошлое и будущее, – возбужденно заканчиваю свой монолог, а затем смущаюсь такой открытости и опускаю голову. Никогда не делилась этими ощущениями, и то, что он так просто вытянул их из меня, начинает меня раздражать.