ПОЧЕМУ???
Мозг роется в помойках памяти как бомж. Если душа улетела, а обратная связь с телом так и не наладилась, то да. Мозг – бомж, без определенного места жительства. Пытается собрать дом из картонок, ржавого чайника и прочих непригодных вещей…
И даже не грустно, нет. Это ТОСКА. В душе разливается ТОСКА. Ядом. Шаг назад, прыжок. Прыжок с моста.
«Я не чувствую себя нужной никому, я не вижу смысла жить, мне кажется, что все в моей жизни было зря, что я не умею любить и недостойна быть любимой, и что последние девять лет моей жизни оказались нулем. И все ноль».
Зачем я пишу тебе?
Я пишу, потому что мне говорили, будет легче. Что смогу простить и отпустить.
Все – ноль.
В веках – слезный отек.
Я встаю, мою тело, вливаю в него кофе. Кажется, сейчас три часа дня. Мне надо увидеться с тобой. Я крашу лицо. Я не знаю чьи это потухшие глаза, которые раньше были зелеными. Не знаю, чьи губы, которые раньше были в улыбке. Не знаю чьи это волосы, которые раньше были воздушными и золотыми. Не знаю, но крашу, так принято.
Собираю в пакет твои вещи.
Мы встречаемся, у меня дрожит тело. Ноги как бумажная гармошка. Дрожат даже щеки. Мое тело понимает, что я рядом с источником боли. Тело! А я все еще нет…
– Давай я дам тебе денег, а квартиры оставлю себе.
– Мне нужна прописка в этом городе.
Молчишь.
Кидаешь деньги, уходишь.
Забываешь пакет. Или оставляешь специально?
Ухожу. Иду по улице, честно по принципу «дышать и ходить». Не важно, что два часа ночи. Купила твоих сигарет. Ну и что, что я не курю.
Иду и думаю о том, что закрою одеялами окна и щели в дверях. Одно одеяло постелю на пол. Поставлю «Реквием по мечте» на репит. Открою газ.
Резать вены – очень романтизированная история. Ведь перед смертью расслабляется сфинктер, и в кровавой ванне находят не бледную прекрасную деву, а плавающее дерьмо.
С повешением и того хуже. И шею ломает, и язык синий, глаза на выкате, сфинктер опять же… Да и где вешаться-то? Весь мир в натяжном потолке…
Пистолета нет.
Таблетки? Не знаю, какие. Да и судороги… А если недотравишься, то психушка, искусственный желудок, ходить с пакетом, не.
С пакетом. С пакетом твоих вещей хожу же.
Остановилась. Закурила. Словно прикоснулась к твоим губам. Никотиновый поцелуй, взасос, взатяг.
– Слышь, сука.
О, отлично.
Передо мной какой-то хмырь, в руках у него что? Нож? Так даже лучше.
– Пакет давай.
Смотрю в глаза ночному собеседнику. Протягиваю ему пакет.
Нож дрожит в руке.
Смотрю.
Он пятится.
Он крестится (почему?) и перебегает на другую сторону дороги.
Дно.
Наверное, можно найти и в этом что-то позитивное. Например, то, что от дна можно оттолкнуться. Что ниже не упадешь, да? Что завтра будет лучше, чем вчера?
Я все еще стою. Дождь. Легкий и ленивый, не долетает до земли, зависает в воздухе. Словно мокрая паутина. Ловящая отблески желто-оранжевых огней и аварийных сигналов.
Б Е З Д Н А
Граффити на стене дома.
Именно так, через пробел. И я впервые поняла, УВИДЕЛА это слово. Дна нет. Возможности оттолкнуться – нет.
Без вариантов.
Без-дна.
ЧЕТВЕРТОЕ ПИСЬМО
Голоса, обрывочные фразы, эхом, как лесные перекрики. Ситцевый халатик с завязками на спине, мои босые пятки прилипают к линолеуму. По коридору навстречу идет бабища в застиранном до серого халате. В ее руках огромный таз, из него вылетают капли. Я думаю: «Ну как так неаккуратно можно идти?» Она подходит ближе, я вижу, что таз полон крови, до самых краев. И именно кровь расплескалась по всему коридору.