ПОЧЕМУ???


Мозг роется в помойках памяти как бомж. Если душа улетела, а обратная связь с телом так и не наладилась, то да. Мозг – бомж, без определенного места жительства. Пытается собрать дом из картонок, ржавого чайника и прочих непригодных вещей…


И даже не грустно, нет. Это ТОСКА. В душе разливается ТОСКА. Ядом. Шаг назад, прыжок. Прыжок с моста.


«Я не чувствую себя нужной никому, я не вижу смысла жить, мне кажется, что все в моей жизни было зря, что я не умею любить и недостойна быть любимой, и что последние девять лет моей жизни оказались нулем. И все ноль».


Зачем я пишу тебе?


Я пишу, потому что мне говорили, будет легче. Что смогу простить и отпустить.

Хуйня.

Все – ноль.


В веках – слезный отек.


Я встаю, мою тело, вливаю в него кофе. Кажется, сейчас три часа дня. Мне надо увидеться с тобой. Я крашу лицо. Я не знаю чьи это потухшие глаза, которые раньше были зелеными. Не знаю, чьи губы, которые раньше были в улыбке. Не знаю чьи это волосы, которые раньше были воздушными и золотыми. Не знаю, но крашу, так принято.


Собираю в пакет твои вещи.


Мы встречаемся, у меня дрожит тело. Ноги как бумажная гармошка. Дрожат даже щеки. Мое тело понимает, что я рядом с источником боли. Тело! А я все еще нет…


– Давай я дам тебе денег, а квартиры оставлю себе.


– Мне нужна прописка в этом городе.


Молчишь.

– Ну.. я могу оставить тебе прописку.
– И выписать в любой момент.
– Ты мне не веришь?
– Я верила тебе девять лет.

Кидаешь деньги, уходишь.


Забываешь пакет. Или оставляешь специально?


Ухожу. Иду по улице, честно по принципу «дышать и ходить». Не важно, что два часа ночи. Купила твоих сигарет. Ну и что, что я не курю.


Иду и думаю о том, что закрою одеялами окна и щели в дверях. Одно одеяло постелю на пол. Поставлю «Реквием по мечте» на репит. Открою газ.


Резать вены – очень романтизированная история. Ведь перед смертью расслабляется сфинктер, и в кровавой ванне находят не бледную прекрасную деву, а плавающее дерьмо.


С повешением и того хуже. И шею ломает, и язык синий, глаза на выкате, сфинктер опять же… Да и где вешаться-то? Весь мир в натяжном потолке…


Пистолета нет.


Таблетки? Не знаю, какие. Да и судороги… А если недотравишься, то психушка, искусственный желудок, ходить с пакетом, не.


С пакетом. С пакетом твоих вещей хожу же.


Остановилась. Закурила. Словно прикоснулась к твоим губам. Никотиновый поцелуй, взасос, взатяг.


– Слышь, сука.


О, отлично.


Передо мной какой-то хмырь, в руках у него что? Нож? Так даже лучше.


– Пакет давай.


Смотрю в глаза ночному собеседнику. Протягиваю ему пакет.

– Ну?

Нож дрожит в руке.


Смотрю.


Он пятится.

– Ну нахуй.

Он крестится (почему?) и перебегает на другую сторону дороги.


Дно.


Наверное, можно найти и в этом что-то позитивное. Например, то, что от дна можно оттолкнуться. Что ниже не упадешь, да? Что завтра будет лучше, чем вчера?


Я все еще стою. Дождь. Легкий и ленивый, не долетает до земли, зависает в воздухе. Словно мокрая паутина. Ловящая отблески желто-оранжевых огней и аварийных сигналов.


Б Е З Д Н А


Граффити на стене дома.



Именно так, через пробел. И я впервые поняла, УВИДЕЛА это слово. Дна нет. Возможности оттолкнуться – нет.


Без вариантов.


Без-дна.

ЧЕТВЕРТОЕ ПИСЬМО

Голоса, обрывочные фразы, эхом, как лесные перекрики. Ситцевый халатик с завязками на спине, мои босые пятки прилипают к линолеуму. По коридору навстречу идет бабища в застиранном до серого халате. В ее руках огромный таз, из него вылетают капли. Я думаю: «Ну как так неаккуратно можно идти?» Она подходит ближе, я вижу, что таз полон крови, до самых краев. И именно кровь расплескалась по всему коридору.