Так что я торопливо выставила «похерить», и промаячила «ты ко мне на семь дней».

Он хмыкнул, подвинул по столу стольник. Я – коснулась. Подвинула обратно. Он – взял ручку, Написал на листке с расчётами «оплачено», подпись.

Протянул мне расписку и листок с расчётами. Вынул из кармана три рубля шестьдесят копеек, отдал мне и понёс стольник обратно в ящик.

А меня подёргивало, что что-то не так. С одной стороны, всё – ровно. А с другой, что-то не так.

Мне сейчас с себя тогдашней не очень смешно. Меньше, чем вам. Если вы представили ту картину.

Он – вернулся с ещё парой листиков. С парой копий договора.

И мне от чтения снова встряхнуло реальность. Это ныне норма. А тогда я читала, и не понимала, как так можно – с подпиской.

Уже догадались?

Ну да, это был он. Договор о взаимном неразглашении третьим лицам личной информации полученной фактом совместного проживания.

Со всеми завитушками типа «предотвращение публикации» и «к третьим лицам не относятся, но их следует предупредить о данном договоре…»

Особенно я затупила на разделе «наказания». Где стояло просто «…считается воровством личных данных и карается смертью».

За это интерьвью меня карать будут, если чё, вот на основании этого самого договора.

Тагдам у меня мелькнула мысль, что когатаны было мало. Вот мне ещё инструмент самоубийства.

Короче, я подписала. Он подписал. Сложил свой экземпляр в ящик. Достал из ящика пустую пластиковую папочку с гермозамком. Положил мне.

И пошёл к плите варить омлет по-королевски. То есть достал из духовки кастрюлю с замоченными хлопьями и поставил на плиту.

А потом сходил за моей сумкой с документами, про которую я как раз задумалась, где она.

В очередной раз прихлопнуло ужасом, что я – как на ладони. И – стыдом. В первую очередь – за занюх.

А он, как не замечая, повернулся от плиты и задумчиво спросил:

«Ты читать любишь?»

Вот тут мне в первый раз захотелось яростно наорать, что хватит надо мной издеваться, будто сам не знаешь, демон сраный.

Наружу вырвалось только чуть-чуть пыхтения и дрожи мышц. Ну и кивнула сильно резче, чем надо было.

Он сходил к столу, вернулся со стопкой распечаток, протянул снизу стопки два экземпляра договора. На сдельную работу пруфридером оплатой сдельно с актами сданных работ.

Оставил читать. Пошёл мешать кашу.

За спиной хлопнул холодильник, булькнуло молоко, потом постучал нож об доску. А я сидела и тупила, пытаясь понять – как это? Дают почитать книжку и платят за отзыв, особенно – за отметку в рукописи фраз и абзацев, которые не понравились, с описанием, почему. И приветствуется отлов ошибок, но их не должно быть после корректора.

Яйца хрустнули, взвыл миксер.

Я покосилась посмотреть, что это. Залипла, глядя как он пританцовывает у плиты. Мелькнула… очень быстрая составная мысль, что он – в таком же, как я. Только в чёрном, а не белом, которое – траурное, о чём он наверняка знает. И что вместе у плиты танцуя мы бы смотрелись…

Резко отвернулась, запихивая вглубь эмоции и мысли.

Подумала, и без жестов кинула ему в спину «извини». За то, что не сдержалась такое подумать. Он – сбросил с миксера лопатки в раковину. Убрал миксер в шкаф. И присел за стол. С лёгким удивлением, что – не подписано.

Я покосилась на толстую стопку распечаток, которая очень манила. И ткнула пальцем в «оплата по акту».

Он вздохнул, маякнул, что в стопке – десять книг. И надо определить, что печатать, а что – нет. И нужно двадцать пруфридеров собрать мнения. Желательно, обоснованные. То есть дочитать – целиком.

Потом шагнул к компьютеру, разбудил его. Нашёл файл.

Когда загрохотал принтер – я вздрогнула. Матричный, игольчатый принтер. Очень быстрый и шумный.