– Ты злишься на него? – спрашивает он, бережно поглаживая меня по волосам, и я киваю. – Значит, я не ошибся. Ник тебе дорог. Так злятся лишь на тех, кого больше всего боятся потерять. И я думаю, он вернется. Ведь Ник на тебя всегда по-особенному смотрел.
– Тогда почему он не выходит на связь? Уже месяц! Однозначно же, Джесс все ему рассказал еще в первый день. Думаешь, он нас ненавидит?
– Вряд ли. Ник не стал бы дуться из-за такой ерунды.
– Тогда я не понимаю… Неужели нельзя написать или позвонить?
– Он вернется.
– И я его придушу.
– Ты обнимешь его, показывая, как скучала, – поправляет Арт.
– В таком случае придушу в смертельном объятии, – сопротивляюсь я.
– Звучит уже оптимистичней. Если над последней версией поработать, к его возвращению может мы даже до поцелуя в щечку дойдем, – добавляет он.
И я смеюсь. Впервые за долгое время.
Весь следующий день проходит в полубреду – от головной боли из-за слез и трехдневной голодовки, – а также в попытках отвлечь себя хоть чем-то, лишь бы держаться подальше от спальни. Чтобы занять руки, я решаю разгрести на кухне возникшие завалы, и, как истинный джентльмен, Шон вызывается помочь. А может, просто хочет убедиться, что я в порядке и не виню себя в произошедшем. Впервые за это время посмотрев в глаза Рида, читаю в них такую же растерянность. И хотя я уверена, что у него ко мне миллион вопросов, – он не задает ни одного, просто трудится рядом, ожидая, что я расскажу сама. Только вот рассказывать нечего. Так что куча грязной посуды в комплекте с тоскливыми мыслями и побитым взглядом Шона – единственное мое развлечение на вечер.
Неудивительно, что и приготовление ужина заканчивается моим поражением, настолько унизительным, что спасти ситуацию может только Арт. Скомкав фартук и бросив его на стол, я выхожу из кухни, но Шон останавливает меня, мягко взяв за руку. Оборачиваюсь и, дождавшись, пока он поднимет взгляд, говорю:
– Это не твоя вина.
Рид вздыхает и неожиданно прижимает меня к себе так крепко, что не вдохнуть, – но я и не пытаюсь вырваться. Под крепкой хваткой его широких ладоней все, что было выстроено между нами, рассыпается окончательно – но на этих руинах зарождается новое, что может стать началом хорошей дружбы.
– Мы найдем его, – уверяет Шон, и я закрываю глаза, разрешив себе надеяться.
…Если Ник сам когда-нибудь вообще захочет, чтобы его нашли…
Арта я нахожу в гостиной. Он сгорбился за компьютером и внимательно что-то читает.
– Знаю, что сегодня не твоя очередь готовить, но, – делаю длинную паузу, – кажется, спасти наш ужин больше некому.
Кавано поворачивает голову, и я уже готова к его привычному улыбающемуся взгляду, но вместо этого в глазах Артура – настороженность.
– Тебе надо это увидеть, – говорит он. Настороженность в его взгляде сменяется серьезностью – это настолько не свойственно Арту, что боль в висках вновь начинает пульсировать, словно предсказывая неладное.
– Что именно?
Я присаживаюсь рядом, прикидывая, насколько хуже обстоятельства еще могут стать – по сравнению с тем, что уже случилось. Арт вздыхает:
– Ты знала, что Джесс тайно тренировал Ника?
– Да, он же упоминал в дневнике.
– Кажется, Ник был не единсвенным, кого тщательно готовили.
Я внимательно смотрю в глаза Кавано, ожидая продолжения.
– В одной из папок я нашел записи о тренировках Тайлера. Ты в курсе, что, прежде чем попасть в Эдмундс, он сбежал из трех интернатов?
– Да, я читала об этом в письме.
– На самом деле меня заинтересовало кое-что еще. Тебе стоит на это взглянуть.
– О нет. Я не выдержу осознания, что разрушила еще чью-то жизнь. Тайлер из-за меня остался в Эдмундсе, значит, и погиб тоже из-за меня. К тому же, судя по дневнику Ника, я и сердце ему разбила.