– Где сексуальная революция? – полюбопытствовала я.

– На крыше моего дома!

Мы посмотрели вверх и поняли, что пенсионерка в общем-то права.

На ее крыше сидели два пушистых клубка, один из которых, более массивный, схватил другого зубами за холку.

– Насмешили! – сказала мама. – Отчего же кошкам не заняться любовью?

– Любовью?! – Клавдия Петровна побагровела, надув обвисшие щеки. – Любовью?! Вы так это называете?! Это же пидорасы блохастые!

– Не ругайтесь! – попросила я.

– Святые угодники, Царица Небесная, дайте мне сил! Как же не ругаться?! Как не ругаться, люди добрые?! Вы видите большого трехцветного кота? Это Вова. Мой кот-гомосексуалист! Отвратился он от пути Господа, окаянный, пошел по кривой дорожке. А тот маленький, что жалобно пищит, невинное дитятко, отроду шести месяцев, по имени Тихон! Не смей насильничать! Не смей, пидорас проклятый! Уголовник! Паразит! – Последние слова были обращены к Вове, коту с наглой круглой мордой.

Взывать к морали трехцветного гея с хвостом, похожим на флаг, оказалось бесполезно: зажав тоненько мяукающего Тихона между трубой и стоком на крыше, Вова продолжал развратные действия без малейших угрызений совести.

– Прямо власть и народ! – сказала мама. – Народ истошно пищит, а власть наслаждается!

– Эх, – махнула рукой Клавдия Петровна, – не спасла я Тихона от синюшной ориентации! Ведь понравится ему, чую, понравится секс нетрадиционный! И будет он потом с другими котятками это проделывать.

Подобрав с мерзлой земли вилы, соседка поставила их в угол деревянного прогнившего сарая и ушла.

– Наверное, нальет себе корвалол, – сказала мама. – А может, чего покрепче хлопнет.

Мы постояли еще немного под разлапистыми елями и вошли в дом.

Под вечер к нам постучала заплаканная Клавдия Петровна.

– Поесть дадите? – спросила она.

– Добро пожаловать, – пригласила я. – Не разувайтесь, пол бетонный.

– А то я не знаю, чай, не первый год в этом лесу… – Пенсионерка ловко проскочила в комнату и плюхнулась перед телевизором.

– Сейчас вареники с картошкой будут, – сказала мама. – Не волнуйтесь, покормим.

Клавдия Петровна улыбнулась.

Пока я замешивала тесто, а затем раскатывала его на тонкие пласты, Клавдия Петровна рассказывала новости.

– Представляете! – шумела она, как камыш под ветром. – Опять два убийства! Второго декабря были убиты два подростка, а пятого – женщина и малыш! Надо запирать двери и молиться Господу!

– Часто такое в городе? – спросила мама.

– Да. – Клавдия Петровна судорожно вздохнула.

– В Грозном десятки людей исчезали бесследно каждую ночь. Никто потом даже трупов не находил.

– У вас тоже орудовали маньяки! – сделала вывод пенсионерка.

Поглощая вареники, она нахваливала мой сотовый телефон, которым я совершенно не умела пользоваться.

– Однажды выиграете в лотерею, а затем сможете купить себе дом рядом со мной… – размечталась Клавдия Петровна. – Тогда бы я каждый вечер приходила к вам на ужин…

– Было бы неплохо, – поддержала ее мама.

За всю жизнь я купила лотерейный билет только раз, но это было очень давно.

Созвездия сверкали на шелке темного неба, когда мы пошли провожать нашу гостью.

– Почему в детстве мы смотрим на звезды, а потом перестаем? – спросила я маму.

– Потом некогда! – отрезала она.

Через несколько дней я снова поехала в газету «Экватор». Главный редактор была на месте. Это оказалась коротко стриженная женщина по имени Анна, похожая на паренька. Она курила сигареты и ругалась матом. Выяснилось, что коллеги подстроили ей неприятности. Якобы случайно они «перепутали» несколько предложений в серьезной статье. Текст был о жестоком убийстве: вернувшийся домой глухонемой мужчина обнаружил исколотые ножами тела супруги и двух малолетних детей. Анна тряслась, плакала и курила.