Одуванчик, услышав гул, который по звуку походил на ракетный ускоритель, села на задние лапы и обмочилась. Взгляд животного сделался мутным. Злосчастный пылесос я тотчас выключила. Мне стало очевидно, что в СССР создавались вещи такого сорта, что трудно сохранить рассудок даже домашним питомцам. Любое движение шторы или ветки дерева за окном заставляло теперь Одуванчик прыгать из угла в угол и мяукать от дичайшего ужаса. Пришлось прервать уборку, чтобы сходить в ветеринарную аптеку за успокаивающим кошачьим чаем.

По дороге на Нижний рынок я вспоминала про тягу местного населения к воровству и поражалась этому. Мне несколько дней подряд недодавали сдачу и пару раз пытались вытащить кошелек. Не зря среди чеченцев бытует мнение, что если зайти в российский автобус с пятью рублями в кармане, то выйдешь уже без них.

Шофер маршрутки, в которой мы ездили в ближайшую деревеньку, сурово обсчитал нас, а продавец в супермаркете уменьшил сдачу на одиннадцать рублей. Я возмутилась, и, пойманный с поличным, он убежал и спрятался в кладовой.

Мама предупреждала, что раньше сумки вспарывали бритвами и тащили блокноты, помаду, пудреницы, а не только деньги. Милиция на это внимания не обращала, иначе пришлось бы разбираться с тысячами жалоб.

Пожилая торговка на углу, видимо, решила воспользоваться моим задумчивым видом. В тазу с жареными семечками стояли на выбор два стакана, а рядом на картонке была написана цена. Я протянула продавщице мелочь. Она отодвинула пятидесятикопеечную монету в сторону и заявила:

– Вы дали мне не четыре рубля, а три с половиной! Эти пятьдесят копеек – мои!

Хотя я только что положила ей на ладонь четыре рубля.

Меня насмешила такая наглость:

– Скажите, вы бедны и воруете, чтобы выжить? Попросите, и я дам вам рубль. Зачем воровать пятьдесят копеек?

Торговка растерялась:

– Правда дадите рубль?

Я взяла стакан семечек, высыпала их в бумажный пакет и ушла.

В ветеринарной аптеке я купила лекарство под названием «Баюн». Кошка от «Баюна» чихала и морщилась.

– Что это с ней? – промычала мама, вернувшись от зубного врача.

– Она сошла с ума, – ответила я.

– Шутить изволишь? Загубила отличную кошку!

– Я не виновата, что пылесос воет так, словно мы на космодроме! Мне пришлось убирать без него.

Мама поймала Одуванчик:

– Узнаешь меня? Кто я, скажи?

Одуванчик пьяненько помявкивала.

– Я дала ей «Баюн», – объяснила я. – Поспит и забудет все, что было.

– Где бы нам для себя достать такого чая!

Одуванчик положили спать на кресло, а Карина и Полосатик жались к единственной в доме теплой стене, где горела газовая горелка.

Мы с мамой жили без холодильника, утюга и, разумеется, стирали руками. Несмотря на то что вода подогревалась на газовых конфорках, она моментально остывала. Купаться было негде. Но сильней всего мы переживали, что у нас нет холодильника. После голода в войну свежая еда была в приоритете. Засыпая в зимней куртке, я не чувствовала разницы между чеченской войной и мирной жизнью в русском городке. Мечты матери о лучшей доле казались мне наивными.

Просматривая газету «Все для вас», я искала объявления о ненужных вещах, предлагаемых бесплатно. Таким образом мы отыскали холодильник. Радости мамы не было предела:

– Посмотри, какие добрые люди! – сияла она.

Большой тарантас желтого цвета повез нас по нужному адресу. Мы вышли на остановке, где кто-то разбил стеклянную перегородку, и свернули к десятиэтажным домам, похожим на пыльные кусочки сахара, поднялись пешком на восьмой этаж.

К нам вышла женщина в оранжевом свитере и фиолетовых лосинах.

– Вы по объявлению? Забирайте холодильник! Муж давно вытащил его на балкон, отчего корпус, скорее всего, бьет током. Но у вас ведь даже такого нет?