я в миражах
смущения:
Господи, помилуй!
Господи, помилуй!
Господи, помилуй!
Я так устал,
я так упал,
оплыл, заплыл,
зашел, ушел,
истоками
исторгнутый:
Господи, помилуй!
Господи, помилуй!
Господи, помилуй!
Ничто не сметь,
и даже смерть
ни выбирать,
ни призывать,
но лишь терпеть
и плеть и твердь:
Господи, помилуй!
Господи, помилуй!
Господи, помилуй!
25 января 1995 года, на перегоне «Третьяковская-Новые Черемушки», в Татьянин день
Имения места
Я сяду в брюссельский вагон,
в купэ одинокого пьянства.
Простого застолья убранство:
коньяк, два лимона, немного миног,
салат из омаров, спаржа и бекон,
и первая рюмка – за прах с наших ног.
Ты в дверь постучишься: «к Вам можно?»
– «в чем дело?» – «маслины, а я вот одна»
взаимо-условных приветствий волна —
все те же уловки знакомства
в российском обряде дорожном
– любви с небольшим вероломством.
Мы будем полночи кутить,
полночи рассказывать сказки
и строить то планы, то глазки,
расчеты вести до утра,
как лучше и легче блудить
и шпоры в бока: «брат, пора!»
Вы помните эту игру?
«я счастлива в браке» – «я тоже»
– «мой муж с этой стервой!» – «О, Боже!»
– «а как танцевать па-де-грас?»
– «давайте, я буду гуру!» —
«бланковый король – это „пас“?»
«Оно тебе надо, скажи?»
Как зря, что мы вместе легли
и так незаметно текли
те слезы, когда я вошел,
и острые чувства-ножи
кричали: «где фрак? где камзол?»
Она по коленям текла,
теряя надежду в детей,
ссылаясь на всех матерей
и их посылая «туда».
Спокойный рассвет из стекла
шепнул: «а теперь – на Судак»
Он словно ноябрьский лист
готов был сорваться в полет.
Устал мой поникший пилот
от этих ненужных невзгод:
ведь он не ишак, а артист,
ему даже рот впроворот.
Они, что сидят по домам,
читают «МК» и «Еще»,
жену награждают лещом.
Их заняты руки в ночи
собой. Их унылый роман
затерт, что твои калачи.
25 марта 1995 г., на чемоданах
Ялта
виноградник вязью на фарси
исписал неровности на склоне
с круч срываются рассветы и дожди
и стоят куэсты как в дозоре
Ялта город чисто мусульманский
оскверненный христианским пьянством
одноженством щами по-уральски
СНИПами и прочим урбанизмом
по крутой почти отвесной стенке
к дому движется усталый и последний
управляемый далекими мирами
алканавт-булдыга-луноход
не блестит исламом полумесяц
с минарета тенора не слышно
да и нет здесь больше минарета
нет сераля евнухов гаремов
понапрасну расточают лавры
знойный запах пряного кебаба
горечь миндаля синильным ядом
не мешается с истомой хны и басмы
гордого гяура-генуэзца
грека хитрого хитрее караима
отдаленного потомка готтов
или из хазар кого – не встретишь
здесь живут теперь простые люди
грязь белья у каждого балкона
ненароком выносимый мусор
в трубах звуки замещающие струи
алкоголик вместо муэдзина
совершив намаз на тротуаре
удивляется асфальту словно чуду
и блюет под аромат магнолий
Ялта как укор и месть исламу
мини-третий Рим Анти-Стамбулом
ты стоишь напротив Ай-Софии
язвенная потная шальная
29 апреля 1995г., Ялта
Мост через Вуоксу
Мосты соединяют,
мосты разъединяют,
мосты живут и дышат
и сами по себе.
Они висят в пространстве,
во временах и странах,
контрастные природе,
ненужные судьбе.
Мосты – это контакты
меж берегами братства,
мосты – константы судеб,
конструкторы путей.
Кружатся бельмы чаек,
стучат доской машины,
шуршат прибой и стрежень,
мигает светофор.
А я сижу на дзоте,
простреливаю взглядом
очарованье ночи
и саван бытия.
Мой мост, мой красный посох.
Тори мой путь отсюда,
из этого чужого
в чужое никуда.
Березовые сосны,
плакучие малины,
обструганные доски,
бурлящий водоскат.
Немые калевалы,
неслыханные мифы,
дождей седых стенанья,
рассветов благодать.
Взойду на мост ажурный,
горящий от заката.
В струю времен и странствий
вгляжусь и погружусь.