«Наверно, – думала она, – если бы меня так щелкнули, я бы догнала этого человека и потребовала объяснений!» Тягостное чувство стыда за свой поступок Таня ощущала еще некоторое время и, придя домой, стала заниматься растяжкой, чтобы отвлечься от неприятных мыслей.

Рассказывать об этом Виктору, когда он поинтересовался ее делами, Таня не стала, а сразу продолжила чтение дневника:

«Сегодня был весьма необычный день, он лег ярким пятном на мои серые одинаковые будни, и я постаралась скорее описать его, пока мельчайшие детали не растворились в моем сознании. Это была среда, утром в привычном режиме кипящей спешки все разбежались на работу, оставив мне слегка недожаренный омлет из двух яиц с помидором и йогурт с торчащей в нем ложкой, хоть с ложкой мне удавалось справиться и самой, я находила это излишней заботой и ставила дополнительный плюсик в копилку своей сестры. Миша в этот день был свободен и обещал вывести меня на прогулку в первой половине дня, обычно в такие нерабочие дни он приходил около десяти часов утра и уделял мне время до полудня. Я неспешно собралась и стала ждать, но его не было. Стрелка часов показывала пятнадцать минут двенадцатого, когда я начала думать, что сегодня он не придет, – видимо, у него появились дела, или он просто забыл про меня, перебрав накануне вечером лишнего. В половине двенадцатого замок входной двери отворился и послышались чьи-то шаги, направляющиеся в мою сторону. Я приподнялась с кровати и вопросительно выглянула из-за комода: молодой человек, одетый в белую рубашку, идеально отглаженные брюки, чисто выбритый и аккуратно причесанный, остановился в дверном проеме, а до моего носа донесся приятный свежий аромат мужского одеколона.

– Здравствуй! – сказал новый, для меня, Миша.

Я поздоровалась в ответ и стала подбирать слова, чтобы выразить свое восхищение!

– Ты женишься сегодня? – спросила я.

Он усмехнулся и отметил, что погода с самого утра великолепная и хорошо бы поспешить на улицу, подставив мне свою спину. Я висела на нем максимально аккуратно, стараясь не помять пиджак и не испачкать брюки вытекающей из-под бинта мазью. Миша уверенно прошагал мимо нашей привычной лавки и направился в сторону парка, согнувшись посильнее обычного, чтобы мне было удобнее сидеть, не соскальзывая с его спины. Мы остановились около пруда, в котором плавали небольшими стайками серые утки, они заныривали в воду в поисках пищи, по очереди внезапно исчезая с поверхности воды, а через некоторое время всплывали обратно и тут же отряхивали головы, издавая характерное кряканье.

Миша посадил меня на длинное широкое бревно, лежавшее вдоль берега, словно гигантский змей, и сел рядом. В этот день он впервые заговорил со мной так искренне, что у меня накатились слезы, хотя, наверно, накатились они не от этого. Обстановка навеяла на меня воспоминания из детства – крики уток и запах свежего белого хлеба, он крошился в руках, разлетаясь по сторонам в месте надлома и испуская приятный сдобный аромат, и летел большими кусками в воду. Утки налетали на него и рвали, выхватывая кусок друг у друга из клюва, не замечая, что рядом плавают такие же куски, уже облепленные стайками мелких рыбок.

Хлеба у нас не было, и мы просто сидели, наслаждаясь теплыми весенними лучами солнца.

– Я решил измениться, – начал он.

– Это правильное решение.

– Я устал быть таким, я противен окружающим и самому себе, я помню твой взгляд, когда ты увидела меня впервые в больнице, наверно, ты подумала тогда: что это за бомж пришел? Как его вообще пропустили в больницу?!

Мне стало неудобно, потому что он был прав, но я даже не подозревала, что мои мысли так легко читаются во взгляде незнакомыми мне людьми, и решила взять это на заметку, надев солнечные очки.