Адмирал со свистом втянул воздух, опуская отчет.

– Что ж, я надеялся найти другое.

– Это обычная автокатастрофа, не убийство.

– Но здесь не написано обратного. Только факты.

– Это плохо?

– Я этого не говорил.

– Что-нибудь еще?

– Нет, вы свободны.

Пауэлл вернулся в кабинет, положил отчет на край стола и сложил руки в замок. Его худшие опасения грозились подтвердиться. Мишель была дочерью адмирала Дюкре, одного из пяти адмиралов на Земле, радевшего за безопасное будущее планеты. Документы, касающиеся полетов в космос и запусков военных кораблей, проходили через руки адмиралов. Эти люди фактически определяли будущее космической отрасли.

На прошлом собрании Пятерки был поднят вопрос о передачи управления СГ16, более известной как станция по обеспечению безопасности с геоцентрической орбитой «Антей». Пять лет назад люди отказались от применения оружия массового поражения.

Согласно приказу министерства, вся его мощь сосредотачивалась на базе за пределами Земли. Таким образом, разрушительная сила была направлена на защиту планеты от внешних угроз. Однако не все адмиралы соглашались с расстановкой приоритетов. Говард дословно помнил слова одного из них, Рональда Шмидта:

– Ученые должны работать в исследовательских лабораториях. Политику оставьте политикам, ей должны заниматься люди, сведущие в ней.

Его тогда не поддержали. Уловив тонкий намек в его словах, трое из пяти увидели угрозу. Передать управление базой в руки Шмидта и Форда? Это даже звучало абсурдно. Большинство выступило против, и база осталась в распоряжении Совета семи. Сейчас ситуация грозила повториться.

Говард нахмурился. В число трёх входят Арно Дюкре, Раймунд Бауэр и он сам. Если предположить, что в смерти Дюкре замешаны адмиралы, то вопрос его устранения также актуален – никто из этих двоих не желал делиться властью.

Рональд критичней всех относился к этому вопросу и не стеснялся высказывать свое мнение, оперируя идеей из романа Джеймса Сваллоу под названием «Эффект Икара», где речь шла о человечестве, которое подобно Икару подобралось слишком близко к солнцу и обожглось. Он готов был часами с пеной у рта доказывать, что если люди доверят рычаги управления ученым – безумным фанатикам, то те поставят убийственные опыты в глобальных масштабах, и тогда планету непременно постигнет участь Икара. Пауэлл откровенно рассмеялся этим словам.

Шмидт опасно сверкнул глазами:

– Я полагал, вы разделяете мою позицию.

– Ну надо же, – Говард округлил глаза. – При всем уважении, но между крепостью позиции и субъективным мнением большая разница.

– Предлагаете бездействовать и ждать, пока они нас не прикончат? Скажу вам одну вещь: я не из тех, кто подставляет щеку для удара.

– Бога ради, – Пауэлл потер веки. – Нет ни намека на противодействие. Это все ваши фантазии, не больше. Или, постойте, – он распрямился, лицо болезненно сияло. – Вас угнетает факт соподчинения? Сотрудничества?

Шмидт не спешил реагировать.

– Какая чепуха. Пока вы видите в совете мыслителей… – он усмехнулся. – Надежду. Вы первым же сгорите от прозрения. Мир и гармония, как утопично! В вас говорит идеализм.

– А в вас максимализм, и я не стану в этом всем участвовать. Не мною писаны законы, и я не собираюсь нарушать Конституцию и уж тем более идти против совета.

Мужчина стиснул зубы.

– Вы совершаете ошибку, Говард.

Прикрытая презрением ярость и эти слова было последним, что он запомнил. И Пауэлл корил себя за то, что его въедливому и закаленному уму не хватило смелости раньше предположить, что, отдав свой голос тогда «против», он рисковал потерять жизнь сейчас. Если Арно был убит в результате заговора, то под угрозой находились две жизни: Раймунда Бауэра и его собственная.