– Порадовать тебя нечем, Гена! Есть мелкие движки, но серьёзных результатов нет.

– Николай! У нас с тобой разные взгляды на экспериментальную медицину. Я считаю, что любой, даже самый незначительный, прогресс – это победа. Именно из них и складываются настоящие революции в медицине. А тебе хочется всё сделать быстро. И вообще, я здесь не для обсуждения текущих дел.

На лице Силантьева отразилось недоумение. Тонкошкуров никогда без серьёзной причины не приезжал в гости.

– Дома проблемы? – Силантьев с беспокойством вглядывался в лицо друга, пытаясь понять, какое исключительное событие, кроме работы, привело его в институт.

– У меня всё отлично. Семья в порядке. Раз уж зашёл разговор, хочу спросить, как там моя крестница? Как Варя?

Силантьев невесело улыбнулся.

– Как ушла в полицию, так там и работает следователем. Даже волосы коротко остригла и ходит теперь строго только в джинсах и кожаной куртке.

– И в работе, и в жизни вся в покойницу мать. Пусть земля будет пухом Катеньке! А характер? Не меняется?

– Груба. Очень груба. Иногда так и хочется за ремень взяться…только поздно уже перевоспитывать. Недавно соседа избила. Мужчину по делу возмутился. Варя у его ворот свою машину оставила. Сама виновата, а ему накостыляла. Её уже не исправить. Да ладно…

Силантьев достал из закрытого шкафа бутылку коньяка пару рюмок, прихватил кружочки лимона и поставил всё это на стол. Они сели и молча выпили. Потом ещё по одной. Тоже молча.

– Не расскажешь причину своего приезда? Ты ведь просто так никогда не приезжаешь?!

Тонкошкуров несколько раз кивнул головой, подтверждая догадку.

– Ты прав. Я здесь по делу. По очень важному делу. Минздрав придаёт ему особое значение. В общем, мы хотим, чтобы ваш центр провёл обследование одного пациента. Одного весьма важного пациента. Обследование должно быть очень тщательным, а результаты не должны предаваться огласке.

– Высокий руководитель? – выразил догадку Силантьев.

Тонкошкуров отрицательно покачал головой.

– Девочка. Сирота. Девять лет. С Алтая. Мы всё перепробовали, но ей становится только хуже. Вся надежда на тебя, Коля.

– И что с ней? Чем она больна?

– Случай очень сложный, Коля. Шесть месяцев назад с Полиной произошла ужасная трагедия. Ей выжгли глаза калёным железом. И сделали это её родные мать с отцом.

Силантьев аж застыл. Мгновенно похолодели руки и сердце будто остановилось в груди. Ему, медику с огромным опытом, невозможно было представить, осознать эти несколько фраз.

– Что ты такое говоришь, Гена?! Как такое вообще возможно?

– Эта история такая же странная, как и болезнь Полины. Сначала родители выжигают глаза дочери, а потом убегают.

– Их ведь нашли?

– В том-то и дело, что не нашли. Нашли пустую машину в нескольких километрах от дома. Всё перекрыли. Каждый метр прочесали, но не нашли. И мать, и отец просто исчезли. Никто из родственников их не видел и не слышал. На счетах у обоих имелись небольшие суммы. Деньги тоже остались нетронутыми. Ни копейки не взяли. А сами…просто исчезли, испарились. И по сей день никаких следов найти не могут. Но хуже всего дела обстоят с рассказами соседями, они абсолютно не укладываются в картину трагедии. Все в один голос утверждают, что мать с отцом в дочери души не чаяли. Да и вообще были хорошими людьми.

– Так может это не они?

– Они. Есть свидетель. Да и Полина порой повторяет, что «папочка глазкам сделал больно». Она видела и помнит, что с ней сделали родители. Возможно, именно эти воспоминания и разрушают её изнутри.

– Она потеряла зрение?

– Глазные яблоки отсутствуют полностью, зрительный нерв поврежден настолько… ну… в общем, его нет совсем… Девочка полностью слепа и всё ещё испытывает сильные боли. Порой ей даже сильнейшие анальгетики не помогают. Веришь, нет, несколько минут находился рядом с Полиной, а слёзы так и текли из глаз. Невозможно наблюдать за её страданиями. Просто никаких сил нет…