Что касается шелка, то создание жаккардового станка сделало его более доступным и, соответственно, менее престижным. Постепенно он потерял свою связь с модой, став лишь одним из многих других материалов. А в 1861 г. центр влияния моды окончательно переместился из лионских мастерских в парижские Дома мод. Для буржуазии XIX в. шелк уже не имел того символического смысла, что для аристократии прежних эпох. Всё это вызвало упадок шелковой промышленности в Европе, а с открытием Суэцкого канала в 1869 г. были снижены цены на шелк, импортировавшийся из Китая и Японии.

Во времена Долгой депрессии (1873—1896) шелковое производство в Лионе стало полностью индустриализованным, ручные ткацкие станки ушли в прошлое. В 1884 г. граф Илэр де Шардонне изобрел искусственный шелк – вискозное волокно, а в 1891 г. открыл фабрику для его производства. Новый материал стоил дешевле и отчасти заменил натуральный шелк. Что до жаккардовых машин, они применяются и сейчас, правда, уже при участии компьютера и сканера, – с их помощью по-прежнему изготавливаются высококачественные изделия.

Так, за 500 лет западный человек из иррациональной страсти к шелку создал промышленность, капитализм, компьютерные технологии и информационное общество, а сам шелк заменил искусственным изобретением, практически полностью потеряв к нему интерес. В то время как Восток, обладая шелком на протяжении нескольких тысяч лет, не изменил ничего в своих социальных структурах. Шелк на Востоке служил лишь большей консервации социальных порядков как маркер иерархий. Наличие ресурсов и технологические новации на протяжении тысячелетий не приводили на Востоке к социальному изобретательству и каким-либо переменам в жизни масс. У Китая был компас и порох, чтобы открыть и завоевать Америку, печатные деньги, чтобы создать Уолл-Стрит, печатный станок, чтобы сделать образование массовым, а грамотность всеобщей, и шелк, чтобы изобрести моду, но ничего этого не случилось. На Западе же потребление и технологические новации шли рука об руку с погоней за новизной и социальным прогрессом. Под элитами Запада словно постоянно «качался трон», что гнало их за всё новыми основаниями для своей позиции в обществе, – право сильного, феодальный обычай, одобрение церкви, престиж, уважение граждан или мастерство… Как писал Редьярд Джозеф Киплинг: «О, Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с мест они не сойдут, Пока не предстанет Небо с Землей на Страшный Господень суд»21. Для нас эта мысль чрезвычайно важна, т.к. одной из таких социальных новаций, на которую оказалась способна лишь западная цивилизация, была мода. Об этом наш дальнейший рассказ.

В эпоху становления западной цивилизации, в Средние века, именно текстильная индустрия способствовала росту торговых городов, а в Новое время стимулировала технические усовершенствования в связанных с ней областях. Текстильная отрасль мировой экономики оставалась ведущей вплоть до начала активного строительства железных дорог в XIX в. Она стала основой индустриальной революции, которую удалось самостоятельно осуществить исключительно европейской цивилизации, распространившей ее затем на весь мир.

Однако вплоть до Нового времени материальная жизнь Запада – это низкопроизводительный ручной труд, медленный транспорт, отсутствие нормальных дорог, т.к. римские пришли в полный упадок, опасности, поджидавшие купцов на каждом перекрестке, постоянные эпидемии чумы, из-за которых континент периодически обезлюдевал, низкая продолжительность жизни и скорость обмена информации. Но это лишь технические стороны вопроса. Были и религиозные, социальные и культурные стороны. И все их нам предстоит рассмотреть, чтобы понять, когда и как в западной цивилизации появился социальный институт моды. Мы увидим, как жил человек в те времена, когда не было практически никаких благ цивилизации, жизнь постоянно висела на волоске, а мысли были лишь о Спасении.