– Спасибо, – сдавленно благодарю за совершенно ненужный мне комплимент.
Роман кладет мне на тарелку ножку рождественского гуся, немного салата. На секунду задерживается рядом, поправляет тонкую бретельку. Потом проводит рукой по голой части спины и, наконец, идет на свое место.
– За наше будущее! – он поднимает бокал с шампанским, улыбается мне своей хищной мордой.
Я очень стараюсь выдавить ответную улыбку, но не могу. Лишь слегка приподнимаю края губ – всё, на что сейчас способна. И вздрагиваю от его следующей фразы:
– Ты какая-то грустная в последнее время, приходи в себя, иначе я расстроюсь…
Вроде бы ничего страшного не сказал, но я-то знаю, что подразумевается под словом «расстроюсь». Расстраивала я Романа за все пять лет всего два раза.
Первый – когда не поняла, что он нарочно обвиняет меня в изменах в процессе игры, и начала доказывать свою невиновность, пытаясь спрятаться от его гнева, оправдаться. Господи, лучше бы я тогда просто стерпела… Мое поведение его дико взбесило. Было бы проще, если бы он объяснил мне правила с самого начала, но нет, не снизошел. Игра для него в наших отношениях – самое важное.
Второй – когда он приревновал меня по-настоящему. Он был в отъезде, а у меня сломался телефон. Я, конечно, могла купить новый, но поленилась сходить тем же вечером, сделала это на следующий день, а звонков на стационарный не услышала, потому что отмокала в ванной в наушниках, а потом в тех же наушниках весь вечер читала книгу.
Когда он вернулся домой, я сразу поняла, что этот приступ ревности – уже никакая не игра. И это при том, что за все пять лет, которые я провела с этим уродом, никакого другого мужика у меня не было и быть не могло, я ведь не самоубийца.
Наказывал он меня оба раза одинаково.
Привязывал обнаженную к столу и хлестал ремнем по спине и филейной части. При этом заставлял считать и, если я сбивалась, начинал сначала. В прошлый раз я две недели не могла нормально сидеть. Мне хватило. После этого моим девизом стала фраза: «Не бесить Романа Войтова».
– Ты что, я не грустная, всё хорошо! – сразу заявляю, а рот сам собой расплывается в широкой улыбке.
– Это славно… – тянет он, делая глоток шампанского.
И тут я замечаю, как Войтов пялится на мою грудь. Пристально пялится, без отрыва, качественно, я бы даже сказала. А это может означать только одно – сегодня он захочет поиграть со мной снова.
«Ах ты гад ползучий! Ах ты гиена пучеглазая! Да чтоб ты этим гусем поперхнулся, чтоб ты захлебнулся своим шампанским…
Нет, ну это ни в какие ворота! Даже недели не прошло! Недели! Это мысль о будущем замужестве его так заводит? У меня еще синяки на попе не сошли и нос побаливает! Я, придурок ты эдакий, не хочу!»
Он тем временем уже начинает плотоядно улыбаться.
И тут я замечаю полицейскую мигалку за окном, квартира-то на первом этаже.
«Нет, не может быть, чтоб так быстро…»
За ней вторая машина, потом еще одна.
«Или может?»
Войтов огней за окном не видит, он весь в предвкушении, даже пот на лбу уже выступил – самый верный признак.
Минута – и он пошел бы в атаку, да только тут начинает верещать сиреной дверной звонок.
– Что за черт… – бурчит он и идет в прихожую.
Спешу за ним, останавливаюсь у двери гостиной.
– Надо же, полицейские! – удивляется он, заглянув в дверной глазок.
– Может быть, соседи чего натворили? – спешу усыпить его бдительность.
– Тогда соседям бы и звонили… – грохочет он и поворачивается ко мне.
Я опаздываю всего на секунду, на одну вшивую секунду! Не успеваю спрятать злорадное выражение лица, и он сразу начинает догадываться, откуда дует ветер. Щерится на меня, таращит свои глаза, злобно орет во всё горло: