– Я где-то читала, фишка картины в том, что, если взглянуть на нее через супер-мега-мега микроскоп, можно увидеть, что мельчайшие частицы краски, нанесенной на поверхность холста, абсолютно одинаковые. И это идет вразрез с научными объяснениями о том, что краску нельзя так нанести. Никакую, никуда и ни при каких обстоятельствах.

Олеся сидела с приятельницей в буфете на первом этаже телецентра Останкино, традиционно «чирикая» одновременно обо всем и ни о чем.


– Считаю, квадрат Малевича – наш ответ Чемберлену*. Вернее, Чембер Аллену* и его черному прямоугольнику под названием «Ночная драка негров в пещере».


– Точно. У Малевича квадрат – это просто квадраааат, – изобразила Олеся козлячий голос, который по ее мнению мог бы принадлежать польскому художнику, – и не надо искать в нем того, чего неееет.


Подруга парировала, перейдя на французский прононс:


– А у Алле къяждый объязан увъидет собствъенных нъегрьов внутръи евойной тъемноты.


Женщины рассмеялись. Но Олеся вдруг резко стало жесткой.


– Или не увидеть, если этот каждый такой же тупой, как наш выпускающий редактор.


Не заметив Олесиной жесткости, подруга легко прочирикала в ответ:


– Я не люблю, когда просто. Люблю позаковыристей. Поэтому идея Алле мне ближе.


– Ага. Вот так после бокала игристого: смотришь в пещеру Алле, а оттуда на тебя скалят зубы твои же демоны, – упавшим голосом прожевала Олеся.


– Ты чего, Олесь? – спохватилась коллега, наконец, заметив странные перепады настроения собеседницы.


– Да надоело мне клепать это черное говно. Потому что говно – это говно, как его ни назови. И ничего в нем нет гениального – пахнет плохо, состоит из частиц съеденного ранее.


– Фу… – наморщила носик коллега.

– Я, пожалуй, пойду, а то твое говно сейчас и меня зацепит, а мне вечером, между прочим, на презентацию нового кондитерского шоу Авраама Какшарова идти, – гордо добавила она.


– Иди, иди на свое шоу. Как сделать самый большой в мире эклер из говна…


– Все, пока!


Коллега крутанулась на стуле от стола по направлению к выходу и, вскочив, испарилась.


– Да что со мной такое? – тихо выругалась Олеся.


Она знала, что с ней творится. Но не ожидала, что вот так способна вывалить раздражение на ни в чем не повинного человека.


ххх


Четыре года назад Олеся работала спецкором авангардного шоу «на злобу дня, имеющего своей целью, собственно, отвлечь людей от настоящей злобы дня». Женщина улыбнулась пришедшему ей на ум каламбуру.


Шоу называлось «Даешь свободу и справедливость» и заключалось в том, чтобы демонстрировать зрителю «грязное белье» обывателей, давая при этом экспертам возможность проявлять жесты доброй воли и на словах спасать понравившихся им героев.


Вначале все было более или менее легко. Экспертами выступали звездочки скромной величины – слабо задействованные в кино и театре актеры, имеющие достаточно времени, чтобы расходовать его на ежедневные многочасовые съемки в шоу.


Олеся отвечала за героев – тех самых обывателей. Она делила их на две категории: первые сами создавали себе проблемы, вторые были заложниками проблем, созданных нерадивыми сотрудниками государственного аппарата. В обязанности Олеси входило: вылететь на местность, встретиться с потенциальными участниками будущего выпуска, досконально разобраться в сложившейся у них ситуации и доложить о результатах расследования редактору. Если редактор сочтет, что история интересная, Олесе надо было не мытьем, так катаньем уговорить и привезти одобренных им героев на съемки в программе.


Яркой представительницей первой категории была учительница из села в Мурманской области, на которую прямо в классе замахнулась топором ее ученица. Учительница написала в программу письмо с просьбой вынести на справедливый телевизионный суд сию вопиющую ситуацию и наказать юную негодяйку. Чем руководствовалась взрослая тетя, требуя публичной расправы над подростком, Олесе было неясно. Тем более, что, судя по собранной информации, учительница сначала сама привязала к себе девочку, играя с той в заботливую маму в летнем лагере, обнимая, целуя и прося перейти на «ты». А осенью оттолкнула требованием в школе «держать соответствующую дистанцию» и называть ее на «Вы». Основным методом, с помощью которого учительница пыталась установить данную дистанцию, было вызвать Веру – так звали ученицу – к доске, и выставить дурой, завалив вопросами на темы, которые на уроках еще не изучались.