Откопал свою старую матерчатую сумку-почтальонку, сложил туда кое-какие средства личной гигиены, нижнее белье, две пары носков.

Уже готов был выходить, но тут пришла мысль в голову:

«А вдруг, придется на похоронах присутствовать? Тогда ведь принято немного денег давать родственнику усопшего».

Вернулся в спальню, из своего тайника в глубине платяного шкафа вытащил заначку, представлявшую собой стопочку из трех стодолларовых банкнот и четырех пятидесятидолларовых, изъял оттуда две бумажки – сотку и пятидесятку, остальное вернул на место; пятидесятку поместил в портмоне, сотку – завернул в чистый лист бумаги и вложил в боковой карман пиджака.

Уже сидя в электричке и ожидая с минуты на минуту отправления, позвонил Асе, сообщил, что уже выезжаю, часам к трем буду у нее. Голос у нее был уставший, предположил, что не спала ночью.

Доехал без происшествий, если не считать того, что опять немного дождило и я, как и в предыдущий раз, промочил ноги.

Вновь разволновался, подходя к подъезду ее дома. Не решался сразу звонить по домофону, стоял, курил. Тут внутрь вошла какая-то женщина, я проследовал за ней. Поднялся на нужный мне третий этаж, нажал на кнопку дверного звонка. Спустя несколько секунд дверь распахнулась

– Привет, – встретила меня Ася и сразу же обняла, еще стоявшего в подъезде, прямо через порог; и держала меня так секунды три, слегка покачиваясь из стороны в сторону; я, признаюсь, опешил.

– Извини, заходи, – освободив меня от объятий, произнесла она, – Не пугайся, пожалуйста, моего поведения. Я как будто с ума схожу, не совсем отдаю отчет своим действиям.

Я вошел, с самого начала не проронив ни слова, снял сумку, куртку, разулся.

– Ноги промочил? – как бы невзначай, спросила Ася.

– Да, слегка, – ответил я, чувствуя, как к лицу приливает кровь.

– Пошли пока на кухню, – пригласила она, не заметив моего смущения, – Я чайник поставлю, попьем чая.

Я вошел на кухню и застыл: за столом сидел пацаненок лет двадцати трех, не более, с остатками акне на физиономии и с модной в то время прической среди молодежи – чубом набок; мне не видно было из-за стола, но я не сомневался, что он в подвернутых штанишках, в коротеньких носочках и с голенькими лодыжками.

Меня прошибло по́том.

«Во бля, попал я, – промелькнуло в голове, – Не ожидал, что придется с ее хахаленком знакомиться…»

Неизвестно сколько бы я еще так простоял с открытым ртом, но Ася была рядом, спасла ситуацию:

– Сергей, знакомься: это Глеб. Глеб – это Сергей.

– Добрый день, – подорвался Глеб с места, готовясь протянуть мне руку.

– Добрый, – ответил я, но вместо того, чтобы двинуться к нему навстречу и обменяться рукопожатиями, просто кивнул ему; кивок можно было понять двояко: и как приветствие, и как жест, мол, сиди-сиди, не вставай; он осекся, смутился, сел на место. Мне было приятно видеть его растерянным.

Вдруг я почувствовал еще чье-то присутствие, прямо за спиной, рефлекторно отступил в сторону, освобождая проход – и в кухню вошла весьма симпатичная блондиночка, может только если слегка с излишне полными ляжками и попой, и чересчур выделенными широкими бровями, что тогда тоже в моде было.

– А это Ксения, моя лучшая подруга, – сообщила Ася, – Ксюша – это Сергей.

– Я уже поняла, – смерила меня неприязненным взглядом Ксюша, и тут же обратилась к Асе: – Ась, ну мы поедем уже, ладно?

– Может, все вместе чая попьем? – спросила Ася.

– Нет, прости, нам еще в одно место заскочить нужно. Пошли, проводишь нас, – ответила Ксения и обратилась уже ко мне: – До свиданья, Сергей. Передаю вам Аису в целости и сохранности. Того же и от вас ожидаю. Глебчик, чего сидишь? Пошли собираться.