Большой камень подмял под себя несчастное животное, попав в нижнюю часть холки, возле седла. Лошадь лежала, неестественно выгнувшись в хребте. Ноги, как палки, торчали в разные стороны и дёргались, как будто её били электрическим током. Из-за края камня был виден раскрытый рот с огромными жёлтыми зубами и кровоточащие ноздри.

Как погиб сидевший верхом монгол, было непонятно. Он просто лежал на боку, как будто притворялся. Однако шлем отлетел в сторону, и голова превратилась в лепёшку. На поверхности уходящей вверх скалы блестели серые и жёлтые пятна с маслянистым оттенком. Огромный валун попал всаднику в голову, и мозг разлетелся по поверхности камня, как капли жирного бульона по стенкам грязного казана.

Чуть дальше лежал ещё один монгол. У него из шеи торчали две стрелы. Смерть наступила не сразу, он пытался спастись и схватился за стрелы, но, видимо, не успел.

Знал ли Богдан, что вид смерти будет таким ужасным? Конечно, знал. Но это не шло ни в какое сравнение с первым шоком, который вызывает у любого человека вид мёртвого тела.

– Билбэ-э-эт!.. – раздался вдруг громкий протяжный крик с другой стороны ямы. Его парни были уже на той стороне, готовясь напасть на монголов, и только он один всё ещё стоял здесь, поражённый увиденным. Окрик вывел его из заторможенного состояния, и Богдан успел увидеть фигуру на краю ямы: выбритая голова с чёрным кругом волос, редкие усы и подбородок без бороды, узкий разрез глаз и маленькие точки вместо зрачков.

Монгол был без шлема и лука, только с саблей на поясе. Скользкий и мокрый, весь в крови. Но это была кровь лошади. На нём самом не было ни единой царапины. Маленький, щербатый рот не закрывался, тяжело хватая воздух, грудь тяжело вздымалась от нехватки кислорода, ему было тяжело, однако он был полон решимости сражаться. Богдан смотрел на него и ничего не мог с собой поделать.

Всё происходило, как во сне: вот этот невысокий, озлобленный человек вытаскивает саблю, делает первый шаг, второй, третий, замахивается и неожиданно замирает с перекошенным лицом, неестественно прогнувшись в спине. А из живота у него торчит острие копья размером с ладонь. Маленькая ручонка с грязными, короткими пальцами безвольно повисает вдоль тела, из неё выпадает сабля, а бешеная злость на лице сменяется гримасой боли и страдания. Ноги теряют силу, колени подгибаются, и он медленно заваливается лицом вниз, прямо к ногам Богдана.

– Билбэ-э-эт!.. – слышится громкий крик, и тут он вдруг видит молодого охотника, который спас его от смерти. Тот ещё кричал его имя, а на него уже неслись два кочевника.

– Падай! – заорал Богдан нечеловеческим голосом, и юноша, услышав его, рухнул на землю, как они отрабатывали это на поляне. Однако один из монголов наклонился и достал его копьём. Первый раз он попал в нагрудник, а второй – в ногу. Заорав от боли, тумат покатился в сторону и, не удержавшись на краю ямы, упал вниз, на трупы лошадей и людей. Всадники соскочили на землю. Они хотели добить его. – Сто-о-ой! – снова закричал Богдан, перехватывая на ходу копьё, которое всё это время держал в руке и даже забыл о нём. Но теперь оно уже было занесено над головой. Крик на мгновение заставил монголов остановиться и поднять головы. Для одного из них это оказалось последним движением в жизни. Копьё пробило нагрудник и откинуло его на несколько шагов назад. Второй воин попятился и успел вскочить на лошадь.

В это время Тэлэк строго выполнял приказ Богдана: туматы выскочили из засады и выстроились в несколько линий, перекрыв оставшимся монголам путь назад. Передняя шеренга стояла на одном колене. Их длинные острые копья лежали на земле. Всадники оказались в мешке, который с одной стороны сужался, переходя в ущелье, а с другой вёл обратно, на свободу. Горстка стоявших перед ними лесных людей была без шлемов и сабель. Они вели себя, как безумцы, потому что хотели остановить непобедимых воинов Орды своими телами.