Ни одного чёртова раза!

Даже вчера!

Вчера…

После стремительного перевода в новоозёрский пед я столкнулась сразу с несколькими проблемами. Начать с того, что тут они учились, как и везде, и учебный год у них начинался первого сентября, а не в октябре, как я привыкла. И начинался этот год с практики. Я буквально с корабля на бал попала: только-только лениво потягивалась в ожидании начала лекций, а уже сама должна была готовиться принять маленьких школяров. Составить план уроков, придумать дополнительные задания для умниц и вспомогательные для тех, которые до умниц не дотягивают.

В Новоозёрске было всего восемь школ, плюс ещё два десятка в разбросанных по прилегающим к центру деревням. Меня устроил бы любой вариант, но Серго, конечно, постарался, чтобы я практику проходила в ближайшей к норе гимназии.

Я показалась в ректорате, подписала все документы, официально отказалась от места в общежитии и поклялась привести мужа на концерт в честь дня студента, оставалось только познакомиться с директором той самой гимназии.

Туда-то я вчера утром и собиралась, накануне предупредив Серго, что на стадионе он меня в этот раз не увидит.

– В конце концов, – выдвинула я главный аргумент, – твои товарищи по команде своих жён на тренировки не таскают.

– У нас просто все холостые, – ворчливо ответил Серый. – Ладно, игры всё равно раньше пяти вечера никогда не начинаются, а выезды только по выходным. Справимся.

«Про игры и выезды я подумаю завтра», – решила я. И пусть я не смотрела и не читала «Унесённых ветром», но кто такая Скарлетт О’Хара, однажды сказавшая эти слова, мне было известно.

Да.

Подумаю завтра.

А лучше послезавтра. Или вообще через неделю.

Утром я привычно проснулась раньше Серого, заперлась изнутри в его ванной.

– Руська! – не менее привычно взревел он, шарахнув кулаком по двери.

– An early bird catches the worm, – пропела я любимую пословицу своей англичанки. И, несмотря на то, что Серго английским владел не в пример лучше меня, издевательским тоном перевела:

– Ранняя птичка получает червячка.

– Ох, напросишься ты у меня, Руська! – совсем нестрашно пригрозил Серый, и я, услышав, как хлопнула дверь в его спальне, громко рассмеялась.

Чтобы захлебнуться собственным вздохом, когда полминуты спустя в занятую мною душевую кабинку уверенно и нагло втиснулось обнажённое мужское тело.

– Зато второй мышке достаётся сыр, – стирая ладонью воду со своего лица, зловеще произнёс коварный вторженец в чужое пространство.

За две недели совместной жизни я научилась не бояться мужа. Верить ему научилась. И в тот момент не от страха у меня перехватило дыхание, и коленки ватными стали не от ужаса. Ох, не от ужаса.

Слабо вскрикнув, я, чтобы не упасть, ладонью оперлась о запотевшее стекло кабинки, но Серый перехватил мою руку и уверенно переместил её на свою грудь. А потом прижался ко мне.

Мокрый. Горячий. Твёрдый.

Лизнул свою отметину на моей ключице и глухо пробормотал:

– Что мы делаем, Руська? Что мы делаем?

Обе его руки, проскользнув между нашими телами, легли на мою грудь, и я сладко всхлипнула, когда его пальцы сжали мои соски.

Ни один мужчина не касался моего тела, и я раньше даже представить не могла, как остро, стыдно и приятно одновременно ощущаются эти прикосновения.

– Сил моих больше нет, – поделился Серго. – Весь дом тобой пропах. Волк, как бешеный. Прошу…

Я откинула голову, открывая шею жаждущим губам, а лицо подставляя под горячую воду.

– Пожалуйста. Я сдержусь.

– Сдержись…

– Я не поставлю метку…

– Не поставь… Да.

К чему относилось это «да»? К тому, что я думала? Чем там было думать? Скорее, к тому, что я чувствовала.