– Вот вижу, что врёшь, а в чём – понять не могу. А ты не за ведьмака, часом, выходишь? Хорошо бы нам в стаю собственный ведьмак.

– Не за ведьмака. – Легонько щёлкнула по любопытному носику. – Ступай к себе, Вадик. Не думай ни о чём. Всё хорошо будет, я обещаю.

Хорошо бы ещё в собственные слова поверить.

Я поднялась в свою комнату, тихо прикрыла дверь и неспешно подошла к кровати. Раньше здесь был чердак, а я жила на втором этаже женской половины. Сначала одна, потом ко мне переехала мама, а ещё позже появился Вадик, который из принципиальных соображений отказывался спать по ночам и уже тогда обладал очень громким, хорошо поставленным голосом.

И мама, чтобы спасти меня от бессонных ночей, сначала переделала для меня кусочек чердака, а потом и всё помещение стало моей горницей. В крыше вырезали четыре больших окна, поставили кровать с балдахином, чтобы по ночам меня не будили призраки и сквозняки. Устроили учебный уголок, чтобы я могла нормально учиться.

И теперь мне придётся уехать отсюда. Навсегда.

Я опустилась на пуфик возле трельяжа и бездумно уставилась на собственное отражение. Это точно со мной происходит? Я не сошла с ума? Ещё неделю назад я думала, что влюблена в Виталика, готовилась перевести наши отношения на новый уровень, и мечтала о жизни среди людей. Понимала, что мне бы этого никто не позволил, но мечтать-то мне никто не запрещал.

И что теперь? Ни Виталика, ни любви, ни нового уровня. Зато неизбежная свадьба с фактически незнакомым мужиком, который, мало того, что оборотень, так ещё, судя по всему, и сам не в восторге от навязанного брака.

Я закрыла лицо руками и глухо застонала.

– Тупик.

На лестнице послышались шаги.

Мама.

Она остановилась за дверью, но входить не спешила. С духом собирается, догадалась я, и чтобы помочь одному из самых дорогих мне людей, громко позвала:

– Мама!

Она вошла бесшумно. Замялась на пороге, а потом стремительно подошла ко мне и крепко обняла со спины. Волосы привычно собраны в низкий узел, между соболиными бровями залегла тревожная морщинка, а в зелёных с желтизной глазищах океан сочувствия и боли.

Я вымученно улыбнулась и накрыла её ладони на моей груди своими руками.

– Ты замечала, как мы с тобой похожи? – спросила, чтобы отвлечь её от грустных мыслей.

– Конечно, похожи. Ты же дочь моя, – ответила она и поцеловала меня в макушку. – Боишься?

Я пожала плечами.

– Не поняла пока. Всё словно не со мной происходит.

– Не бойся. – Мама погладила меня по голове. – Не бойся, моя хорошая. И в таком браке есть свои плюсы.

– Это какие, например?

– Ты всегда будешь рядом. Вольф своего сына в будущие Вожаки метит, а они, ты же знаешь, надолго от стаи уехать не способны…

– Wolf, – исправила я.

– Что?

– Серый Wolf, – ответила я. – Мой жених говорит, что его фамилию правильно произносить именно так. Мам, ну как же так?

– Детка… – мама всхлипнула, а я вьюном выкрутилась из её объятий, чтобы обхватить её шею руками, уткнуться носом в мягкий свитер и позорно разреветься.

– Ну, тихо, тихо, – успокаивала она меня. Целовала руки, лицо, шею, гладила по волосам. И шептала что-то ласковое-ласковое. – Милая, глупая… Ну, что ты плачешь, будто жизнь закончилась. Может, она, наоборот, у тебя теперь только начнётся. Ведь ты ж не знаешь, как оно всё обернётся. Жизнь – штука непредсказуемая. Знаешь, как бывает? Живёшь себе в деревне, где даже электричества нет. Молишься богу, тятеньку с маменькой слушаешься и чтишь. За кузнеца замуж выйти мечтаешь. А потом – раз! И вся твоя жизнь кувырком. И ни деревни, ни тятеньки, ни кузнеца рядом, а ты бежишь одна по залитой луной дороге, дрожишь от холода, прислушиваясь к волчьему вою, и не знаешь, чего больше хочешь: того, чтобы Луна послала к тебе зверя, или того, чтобы отвернулась.