Потому что там темнеет тату. Та самая, картинку которой мне услужливо подкинула память за день до нашей встречи. 

11. Эпизод 10

Голос у Садаева оказывается под стать его внешности: низкий и грубый. Говорит он спокойно, будто бы знает, что весь мир может подождать, прислушиваясь к нему.

— Наедине нас с ней оставь, — кивает хозяин своему псу, который стоит позади и до сих пор разглядывает меня: чувствую его взгляд спиной. Садаев же, мазнув по мне равнодушным взглядом, снимает перчатки, подходит к столу, берет бутылку с водой и начинает пить.  

Я тоже испытываю жажду, и, облизав губы, смотрю, как двигается у этого зверя кадык при каждом глотке. Он пьет жадно и неаккуратно. Вода течет по шее и по обнаженному торсу. Это не Гоша, который интеллигентно наливает воду в одноразовый стаканчик, не желая присасываться к горлышку. Мне кажется, у того вообще бы пунктик насчет обсасывания предметов. Он и мороженое на кусочки резал, и с кукурузы зернышки срезал. 

За моей спиной закрывается тихо дверь. Видимо, верный пес послушно ушел ждать решение хозяина в коридоре. 

— Вещай давай, — бросает мне Рустам. Он закручивает бутылку и отставляет ее в сторону, и, абсолютно не обращая на меня внимания, возвращается к тренажерам. Подходит к турнику и, размяв руки, начинает подтягиваться. 

 О, Боже. Кажется, у него мышцы даже там, где их нет у нормальных людей. Здоровый он, как бычара. Я, похоже, едва буду доставать ему до плеча, если подойду, а моя голова окажется размером с его бицепс. 

— Что вещать? — спрашиваю я, взяв себя в руки и прекращая разглядывать этого человека. Всё, хватит. Мне становится страшно представлять, что он делал со мной в постели. Вряд ли посыпал простынь лепестками роз и был аккуратным и внимательным. Честно говоря, с утра у меня всё, включая мышцы на ногах, болело так, что я думала еще неделю враскорячку ходить буду. 

— Вещай, что от меня хочешь, — отвечает Рустам, — Заплатить тебе за тот трах? 

Я в шоке смотрю на него. 

— Мне от вас ничего не нужно, — произношу я, — это вы меня притащили сюда. Насильно причем.  

Он спрыгивает с турника и усмехается, мазнув снова по мне взглядом. 

— Ты давай овцу невинную не строй. За записями с камер ты не просто так к Задорожному поперлась.  

— Не просто, — пожимаю я плечами, — хотела узнать, с кем я была в ту ночь. Вы же в курсе, что спали с девушкой, которой подсыпали наркотик в напиток? 

Садаев нехорошо усмехается в ответ. 

— Вела ты себя действительно как течная сучка, — он будто бы раздает пощечины такими унизительными словами, и я чувствую, как лицо начинает пылать, а в груди разгорается обида. 

— Я же сказала, что это из-за наркотика. Я до той ночи была девственницей.  

Если я вела себя, как... сучка, то Садаев вел себя как настоящий раздолбай-идиот, забыв надеть презерватив. Эта мысль дает мне чуть больше уверенности в себе, и я могу хотя бы выпрямиться, а не стоять перед ним, как сгорбленный карлик, стараясь казаться ниже, тише и незаметнее, испытывать давящее и унизительное чувство стыда. 

Рустам приподнимает брови. Эта эмоция выглядит больше издевательской на его лице, будто бы он мне не поверил. 

— И что теперь? Жениться на тебе?  

— Нет, просто оставьте меня в покое, вот и всё, — отвечаю я, разворачиваюсь и дергаю ручку двери, чтобы уйти. Она даже не двигается с места. Черт. Верный пес Садаева, кажется, закрыл ее. 

— Куда пошла-то? Мы не закончили с тобой. Выйдешь отсюда только в клинику, где тебе сделают аборт, — слышу я холодный голос Рустама и возмущенно втягиваю со свистом воздух. 

Свинья чертова! 

Значит, Тёма, все-таки, ему и это сообщил. Или он сам помнит, что натворил той ночью. Прекрасно. Но распоряжаться собой я никому не позволю. Я даже рада, что он оставил у меня пистолет - есть хоть какой-то аргумент.