Стрелки, наконец, получили возможность повернуться к противнику спинами, и поддали в сторону перекрестка так, что только песок из-под ног полетел. За это время собакам, исполняющим «вальс смерти», «двойной бросок», «боевой зигзаг» и прочие отработанные тактические приемы, удалось полностью выкосить несколько первых рядов, превратив их в кучу истерзанных и дергающихся тел.
Макс призывно свистнул. Эта команда для собак означала не просто приказ покинуть место сражения и двигаться вслед за людьми, но еще требовала сбросить гранаты, чтобы предотвратить преследование. Для этой цели у каждой собаки был шнур под пузом, дернув за который, она инициировала замедлитель гранаты, являющийся одновременно креплением. Когда часть замедлителя прогорала, граната падала на песок, и через три секунды взрывалась.
В это время на параллельной улице Виктору удалось значительно оторваться от хрипунов. Большая их часть все же не смогла устоять перед соблазном пожрать многочисленные трупы сородичей, но были и те, кто все еще надеялся добраться до свежей человечины. Этих оставалось только резать шрапнелью, и их становилось все меньше и меньше. В конце концов, волна мутантов перестала быть единым целым, а их редкая кучка, числом около трех десятков, вырвалась вперед и значительно растянулась по улице.
В такой ситуации орудийный огонь, ввиду низкой плотности тел, терял свою сокрушительную эффективность, а для прицельной ружейной стрельбы тварей было еще многовато. Когда бой развивался подобным образом, незаменимыми становились собаки, но всех свободных от упряжки псов забрал с собой Макс.
Перед Виктором встал нелегкий выбор. Либо сразу отстегнуть собак, и толкать буер силами одних лишь людей, либо, наоборот, приложить все усилия, достигнуть перекрестка, и там, в ожидании группы Бориса, спустить собак на противника, а прорывающихся мутантов прицельно отстреливать из ружей. Ошибка могла дорого стоить, и в конце концов, Виктор все же приказал погонщику распрячь собак и бросить их в бой.
С одной стороны, это кардинально изменило обстановку к лучшему, так как десять собак на тридцать мутантов представляли собой силу неотвратимую. Раскроив лобовым штыком череп одной твари, собака тут же бросалась к другой, а более опытные псы вообще не ввязывались в прямое столкновение, а просто серией низких прыжков рассекали мутантам ноги, лишая их если не подвижности, то превосходства в скорости перед людьми. Мутантов это не останавливало, они, рухнув в песок, продолжали ползти, подтягиваясь на руках, но в таком виде они уже ни для кого не представляли опасности.
А вот людям пришлось попотеть – без собак толкать тяжелую парусную тележку было очень непросто. Ноги вязли и проскальзывали в песке, ружья мешали, и это в огромной степени замедлило скорость. А до перекрестка еще оставалось приличное расстояние. Виктор уже начал беспокоиться, что принял не верное решение, ведь могло так случиться, что группа Бориса окажется на перекрестке раньше, и тогда за ними следом подтянутся мутанты, заполнят улицу, и преградят путь. А нет ничего страшнее, чем оказаться на улице между двумя группами тварей, напирающими с противоположных направлений.
От этой мысли у Виктора холодок по спине пробежал под курткой, не смотря на жару.
– Живее, живее! – хрипел он, толкая тележку вместе со всеми.
Но с каждой минутой сил оставалось все меньше, и ясно было, что не успеть. Если мутанты закончат обход, зайдут с другой стороны, то проще себе голову снести из ружья, чем пытаться трепыхаться.
Но додумать эту мысль Виктор не успел. На него накатила новая волна чувств, но это был не ужас, как секунду назад, а что-то совершенно другое, чего он еще не испытывал ни разу в жизни. А потом боль. Адская чудовищная, нестерпимая, словно под черепом разорвалась шумовая граната. Виктор споткнулся, упал в песок и забился в конвульсиях.